— Да. Полагаю, это так. — Ее улыбка вышла и горькой, и милой — чуть смягчила уголки губ и выражение глаз. — В этом мы с вами очень похожи. — Помолчав, она вдруг повернулась к нему. — Но, кажется, это совсем не то, что вы называете взаимным уважением между городом и гарнизоном. Или страной в целом.
— У тебя такт великого визиря, мэм. Или жены магараджи, — попытался он ее поддразнить, — если бы у тебя были амбиции.
Она снова оставила его комплимент без внимания. Как будто капля воды соскользнула с зеленого листа!
— Ну, вы мне льстите. Я думаю, что магараджа женится, как английский принц, дабы скрепить союз, усилить влияние. Но, насколько я понимаю, в отличие от английского принца, который ограничивается одной супругой, магараджа может взять столько жен, сколько захочет, каждый раз, когда нужно получить новых союзников.
— Это правда.
— А вы? У вас есть жены, хазур?
Было ли в ее голосе нечто большее, нежели простое любопытство?
— Увы. У меня нет жен. Где мне их держать, когда я в дороге с моими караванами? Но я не таков, как магараджа или наваб, мэм. Я не мусульманин и не индуист. Я сикх. — Он обнажил запястье, чтобы показать ей церемониальный браслет, один из зримых символов принятой веры. — Наши священные книги говорят, что женщины, как и мужчины, обладают душой и имеют равное право духовного совершенствования и опыта. Когда мы берем жену, то всего одну и на всю жизнь.
В собственном голосе Томас слышал и серьезность, и спокойную убежденность. И впервые в жизни понял, что полностью осознал и принял принципы веры. Что за долгие годы с тех пор, как явился в Индию, он изменился куда сильнее — не просто отпустил длинные волосы и приобрел новый оттенок кожи.
И Катриона Роуэн тоже услышала эту серьезность.
— О-о, — тихо протянула она и отвернулась, так что он не мог видеть ее лица. — Понимаю. Простите. Должно быть, вы удивляетесь моему невежеству.
— Тебя не назовешь невеждой, мэм, — мягко возразил он. — Просто ты мало знаешь. Но кому в доме лорда сахиба Саммерса научить тебя путям и обычаям этого мира?
— Некому. Но я была бы счастлива узнать пути и обычаи этого мира.
Его порадовало, что она неосознанно повторила его собственные слова. Но ощущение радости, проникшее глубоко в его душу, было также сигналом опасности — напоминанием, что ему-то обучать ее никак не надлежит. Напоминанием, что ее мир и его вряд ли когда-нибудь сойдутся.
А еще он вспомнил, что его мир — жизнь, которой он жил, и роль, которую играл, — даже не является его собственным.
— Лейтенант сахиб ошибался очень во многом, но в одном был прав.