Плевать на чурок, меня больше собственная сестра любительница почитать всякое фэнтези заботит. Замучает расспросами, ведь по телевизору и радио идут скудные репортажи. И что мне рассказывать? Как на головы эльфов сбрасывали напалм? Как их города равняли с землей? Что они уничтожаются пачками из–за страха, что могут в один прекрасный момент стать одержимыми? Про учиненный геноцид военные не очень распространяются, не стоит подрывать образ спасителей на белом коне. Я не жалею аборигенов, сами виноваты — за что боролись, на и напоролись, однако мой образ очень далек от великодушного образа русского солдата. Больше ощущаю себя мясником, чем солдатом. Хрен с ним, пройдет рано и поздно. Враг, он и в Африке враг.
Поднимаюсь на третий этаж, вот знакомая железная дверь с облезшей черной краской. Словно вечность не был здесь. Звоню в дверь, минуту погодя на пороге появляется мать, видок подуставший, но на лице улыбка.
— Здорово, мам.
— Юра, слава богу, живой! — бросилась обнимать. — Проходи, накормлю! Чего здесь стоять.
— Да все хорошо.
— Ну, рассказывай, что да как. Ты надолго приехал?
— На пять дней, лучше ты, скажи, как живется. И кстати, где Юля? — несмотря на ранее утро, сестры не было дома. Комендантский час никто не отменял.
— Юля на смене, взяли в больницу медсестрой.
— А сама, где работаешь?
— В типографию устроилась, газеты печатаем. Так что, я в курсе последних новостей. Говорят, много всякой жути за кордоном обитает.
— Не, — равнодушно сказал я. — Чушь городят, постреляли в воздух пару раз, попугали аборигенов и все. На этом война и закончилась.
— Хоть мне не бреши, Юра.
— Ну, было пару раз, выбегало на нас дурачье с мечами и луками. Мы им по ногам стреляли, не убили же никого.
— Осторожней там будь, умоляю.
— Не переживай ты так. У нас самое страшное, что было, так это местная рысь покусала бойцов.
— Угу, Юля рассказывала, как в тысячекоечную каждый день десятками привозят порубленных, покусанных, обожженных,…
— Хватит об этом, — маман порой допрашивает почище следователя. — Лучше расскажи, как здесь живется.
— Да что рассказывать? — пожала плечами. — Лихие девяностые снова на дворе. С продуктами дела не очень, все по карточкам, свет дают только утром на три часа и вечером на четыре. Горячая вода только два раза в неделю подается. Что еще? Ну, сериалы свои не могу посмотреть, а по–английски или по–китайски ни шиша не понимаю. За исключением лун на небе все это уже проходили, проживем как–нибудь.