Поймет.
Когда-нибудь он тоже отыщет свой берег.
Ее перехватили на вокзале.
Саквояж вдруг вывернулся из руки, а сама рука оказалась в тисках чьих-то пальцев.
- Здравствуй, дорогая, - раздался над ухом такой омерзительно знакомый голос. - Не ждала?
Жаль будет умереть, так и не добравшись до моря. И Таннис сжалась, предчувствуя удар. Но удара не последовало.
- Идем, - велел Грент. - Кое-кто очень хочет встретиться с тобой…
Зимний сад. И снег вторые сутки кряду.
Стекла морозом затянуло.
Молчание.
Люта мрачна. Она идет по дорожке, заводная кукла в шерстяном платье бледно-зеленого цвета. Под горлом платье заколото брошью-камеей, и Кейрена подмывает эту брошь стянуть, тогда, быть может, кукла оживет. Ей ведь не по нраву колючий воротничок и кружевные манжеты, турнюр, шлейф, что волочится по посыпанной крашеным песком дорожке, затирая их следы.
Люта молчит.
И ему сказать нечего. Но молчание угнетает.
- Ты не замерзла?
Поверх платья - соболиное манто, слишком тяжелое и солидное, чтобы принадлежать Люте. Мех переливается в свете бумажных фонариков, которыми украшен сад.
- Нет.
Люта трогает соболей, и лицо ее оживает, появляется выражение… брезгливое?
Раздраженное.
- Мы можем вернуться.
- Как хочешь.
Ей все равно. Она обижена на Кейрена, который вернул ее домой. Она ведь уговаривала поспособствовать побегу, помочь ей добраться до Перевала, а там она сама справится.
Домашняя девочка.
Справится… и бесполезно рассказывать о том, что мир, тот самый, который виделся Люте прекрасным и незнакомым, вовсе не так уж добр, а к слабым и беспощаден. Ей побег представлялся приключением, а Кейрен… врагом?
Но возвращаться желания нет.
Душно в доме. Тяжело. Ощущение такое, будто шейный платок горло пережал, и каждый вдох дается с боем. Но Кейрен дышит, и… кажется, он тоже - заводная кукла.
- Тебе нравится зима?
Беседка и деревянная решетка, выбеленная снегом. Внутри - сумрак, который странным образом разжимает узел, позволяя дышать нормально. Кейрен спешит, точно боится, что эта подаренная свобода вот-вот закончится. Пахнет деревом. И землей, смерзшейся, скрытой подо льдом. Немного металлом… тальком и воском, которым укладывали волосы Люты.
- Ты доволен, да? - она трогает башню из локонов и кривится, того и гляди расплачется.
- Нет.
- Ты… - все-таки всхлипывает и забивается в угол беседки, заворачивается в соболей так, что наружу лишь кончик носа торчит. - Равнодушная скотина, вот кто ты…
- Леди таких слов не употребляют.
- А я употребляю, - голос дрожит, и Люта сдерживается с трудом.
И уже не сдерживается, плачет, тихо всхлипывая и вытирая глаза кулачком. И надо бы утешить, но Кейрен сидит, смотрит на руки…