Его остановил финансовый директор. Окликнул, а затем, подойдя, положил по-отечески — все же разница в возрасте меж ними составляла тридцать шесть лет — руку на плечо.
— Вы сегодня были в ударе, Павел, — произнес он, заглядывая молодому человеку в глаза. Павел невольно опустил взгляд. — Если не секрет, чем объясняется неожиданное ваше рвение? Вы готовились специально для Вагита Тимуровича?
Павел кивнул, по-прежнему не глядя на Елисеева. По-своему тот был прав, но, конечно, понятия не имел, как именно.
— Жаль, что его так задержали дела.
— Да…
— Думаю, Вагита Тимуровича ваша позиция удивила бы. Все же вы совершенно напрасно подвергаете такой критике наши методы управления. Тем более что собственных разработок в этой области пока еще не предвидится… — Елисеев помолчал и добавил: — Хотя кое в чем я с вами вынужден буду согласиться. Особенно в той части вашего выступления, что затронуло перспективы реформирования дочерних структур банка «Анатолия». Вы правы, мы совершенно не замечаем неэффективной системы взаимосвязи филиалов меж собой и с самим центром. Но методы, на которые вы намекаете… Пожалуй, вы с ними спешите, следует повременить еще хотя бы год с ликвидациями и сокращением персонала. — И тут же поспешил заметить: — Все же Вагит Тимурович не ошибся в вас, выдвинув в совет.
Примерно теми же словами учитель говорит со своим любимым учеником.
— И напрасно вы на него обижаетесь.
Павел знал, что Елисеев не был в курсе их с Караевым размолвки, шеф старался ее не афишировать до поры до времени.
— Вы для Вагита Тимуровича как Итен Хоули для Марулло в «Зиме тревоги нашей», помяните мое слово. — Реплика Елисеева вызвала у Павла невольную усмешку: еще один знаток литературы, не могущий обойтись без метафор и цитат. — Придет время, вы его старания оцените по достоинству.
Павел вынужден был согласиться и послушать доводы «против» его прожектов, которые и самому были неинтересны и скучны, поскольку явно отстали от стремительно меняющейся жизни. Полгода назад он бы еще вспомнил о них, о том, что разрабатывал еще до кризиса, но ныне… Ныне поздно, поезд ушел, а ни Караев, ни его сподвижники, также привыкшие к прежним скоростям и правилам игры, никто из них ничего не заметил. Правила эти изменились давно. А они так ничего и не поняли.
Ему просто следует уйти, чтобы не утонуть в болоте, которым стал банк «Анатолия» некогда самый могущественный и процветающий банк новой России.
Кажется, его коллеги просто не знают, что такое революция. Ничего удивительного, что они не чувствуют ее, перемены, витающие в воздухе, перемены, которые неизбежно придут к ним. Они просто потеряли форму, забыли о необходимости постоянно поддерживать ее. Вот и останутся с тем, что имели когда-то, до того, как стать тем, кто есть сейчас, до начала новой России.