При дневном освещении даже полному дураку стало бы ясно, что это действительно прошлое. Только часть переулков была вымощена, некоторые покрывал слой из твердо-утрамбованной глины. В некоторых домах окна не были закрыты оконными стеклами, а только обтянуты клеенкой или звериной шкурой.
А еще люди! Я знала, что это невежливо так пристально смотреть на незнакомых людей, но я не могла по-другому. Все, кто пересекали нам дорогу, были одеты, как на старых картинах Беллини, которые я видела в Академии.
Можно было легко определить и без знания истории, у кого были деньги, а у кого нет: вещи бедных людей были поношенными, некоторые по-настоящему в обносках, в то время как лучше устроившиеся были одеты солидно, частично действительно благородно.
Заметила одного в грубой одежде и крестьянских ботинках, другого в бархате и шелках. Тут и там бегали и играли грязные, босые дети.
В домах встречались похожие противоположности. Перекошенные, пришедшие в упадок хижины стояли рядом с только построенными, с художественными фресками и с мраморными лоджиями, украшающими палаццо.
То же самое с лодками: раскрашенные в цвета, с блестящей тканью гондолы испытывали килевую качку рядом с гнилыми баржами.
— Здесь нет кварталов для бедных людей, — объяснила Кларисса мой вопрос. —
Это не так, как в Париже. В Венеции бедные люди живут рука об руку с богатыми.
Здесь никому бы е пришло в голову испепелить дворцы богачей во имя революции, так как это уничтожило бы жилье бедняков.
Мы подошли к цистерне в центре церковной площади. Вокруг колодца собрались женщины, чтобы зачерпнуть воды, для большинства из них, по-видимому, хороший способ поговорить. Болтовня и смех неслись нам навстречу.
Кларисса наполняла принесенный чан и беседовала тем временем с несколькими женщинами.
Я заметила, как на меня бросали любопытные взгляды, и была рада, когда мы снова возвращались.
Вместе мы тащили полный чан, так было легче. Через некоторое время я полностью забрала его, все-таки я была выше и сильнее, чем хрупкая Кларисса.
— Ты должна каждое утро приносить водо? — спросила я.
— Кто-то должен это делать. Матильда и так носит много тяжестей, и к тому же, она должна утром заботиться о завтраке.
— Как только что о колбасе?
Кларисса хихикнула и кивнула.
— А Якопо тоже не может носить воду, так как у него только половина правой ноги.
— Бог ты мой, — сказала я тронуто.
— Другую половину ноги он потерял в последней турецкой войне. Кровожадные османы отрубили ее кривой саблей.
Я представила это наглядно, отчего мне стало плохо.
— К тому же он великолепно слышит, — доверилась мне Кларисса. — Он прикидывается глухим только, чтобы не слышать продолжительное вечное брюзжание Матильды. Но ты не можешь заметить это, иначе он поплатится за это и будет на нас зол.