Прежде нас жили на свете волоты, великаны, после нас будут пыжики, то есть карлы. Так говорят староверы. За норму, естественно, они принимают себя, то есть всех нас. Людей невеликих, но и немалых.
Н. счел себя именно таким и все-таки избрал самый обычный, самый медленный способ самоубийства, именуемый жизнью. «Я одинок», – сказал себе он. «У нас страна одиноких людей», – ответил он себе. «Издержки декларированного коллективизма», – думали оба его внутриголовных собеседника. Газеты думали иначе. Что думал народ, знает только сам народ…
В дверь постучались. Н. открыл – и сперва никого не увидел, но потом посмотрел вниз.
«Карлы, – мелькнула у него сумасшедшая мысль. – Уже пришли!»
Гость, собственно, наличествовал всего один, да и тот оказался не столько маленьким, сколько горбатым. Одет он был довольно пестро, и лохмотья его почему-то смахивали на театральный костюм. Изгиб спины напоминал букву «г», голова, венчавшая верхнюю перекладину сей буквы, обреталась где-то на уровне пояса. Глаза смотрели цепко, исподлобья, снизу.
– Вам еды? – спросил Н.
– Воды, – зло ответил горбун, и чувствовалось, что реплика давно заготовлена и весь эпизод играется как хорошо срежиссированный спектакль.
Горбун получил, разумеется, и еду, и воду, и участливые взгляды, и возможность излить свою злость.
– Я поэт, – объявил он. – Я бывший интеллектуал.
Н. осторожно выразил сомнение, можно ли перестать быть интеллектуалом.
– Можно, – ответил гость. – Если захотеть.
Захотел он, когда его старого учителя отправили в тюрьму, а потом на поселение в Сибирь, а его самого, осмелившегося на каком-то союзписательском собрании вступиться за учителя, на следующий день избили железной трубой неизвестные и не разысканные органами правопорядка хулиганы. Результатами явились горб, бродяжничество, больные легкие и вселенская злость. Вполне понятная.
– Интеллектуалы теперь не нужны, – заявил горбун. – Нужны работники искусств.
– Это кто такие? – полюбопытствовал Н.
– А те, для которых открыли Дом работников искусств.
– Ну вот видите, дом культуры открыли, хорошее дело сделали, – решил поддразнить собеседника Н.
– Как будто в домах культуры есть культура, – сердито пробурчал гость.
– Ну, подождите немного, будет у нас в стране более гуманистический режим, найдется место и для культуры.
– А вы действительно верите, что в такой стране, как наша, когда-нибудь в обозримом будущем установится гуманистический режим? – удивленно воззрился на него горбун. – Ну, и сколько, по-вашему, он сможет просуществовать? Я бы дал ему девять месяцев – промежуток между двумя революциями в 1917 году.