Здоровый цинизм Поля вместе с его мальчишеским задором, — то, что так привлекало меня в нем во время службы в морской пехоте — к счастью, скрашивал мое пребывание в родовом гнезде Кэллингемов. Поль был из калифорнийской семьи, ставшей богатой и почтенной задолго до того, как мир вообще услышал о каком-то Кэллингеме, и он был единственным, кто отваживался задирать Старика; тому это, похоже, даже нравилось. У него, тем более, была слабость к Сандре, прелестной жене Поля, которой он любовался многоопытным взглядом вдовца. Впрочем, Поль именовал ее обычно «Поли» — по причине, которую однажды мне открыл.
— Тебе, Билл, как старому бывалому товарищу, я могу по секрету открыть эту тайну: Поли не женщина из плоти и крови. Она изготовлена из лучших сортов полиэстра. А знаешь, кто ее сконструировал? Те мерзавцы, что помещают рекламу в ваших гнусных журнальчиках. И знаешь, для чего? Чтобы сделать из нее прелестный манекен, способный демонстрировать бриллианты, кадиллаки и норковые шубки. А я, несчастный, осужден вовек ей все это обеспечивать. Хороша ситуация? Представь себе, как это давит на мой характер, мораль и кошелек. Фонд Бетси Кэллингем против лейкемии! Уж лучше бы это был Фонд Сандры Фаулер на драгоценности, меха и автомобили!
Тот вечер не слишком отличался от других ужинов у Старика: всего было слишком — слуг, еды, напитков, а младшей доченьки Дафны — просто чересчур.
Дафна Кэллингем в свои девятнадцать лет была самой испорченной штучкой, какую я когда-либо знал. Заслуга в этом была, разумеется, папочки. Если бы он не обожал ее так слепо, если бы не внушал, что любой мужчина от природы ее раб, могла бы быть вполне милой девушкой. Ведь она была хороша собой: голубые глаза, курносый нос и густая грива русых волос. И она была в своем роде добра и бескорыстна, если это ее не слишком обременяло.
За ужином сидела рядом со мной и кокетничала напропалую. Она всегда пыталась обольстить меня своим шармом, хотя я знал, что делает это, только чтобы досадить Бетси. И поэтому душа у меня к ней не лежала. Сколько я знал Кэллингемов, что-то все время заставляло ее доказывать, что она красавица, а Бетси — «мышка». Меня это злило, потому что Бетси была все еще настолько чувствительна, что на это обижалась.
Старик, когда не делал комплименты Поли, прямо таял при взгляде на Дафну. Поль, как искушенный дипломат, то и дело отпускал шуточки. Все это оставляло Бетси в стороне, и обстановка за столом вызывала у нее ощущение, что она нудная, скованная и портит все дело. Я ободряюще улыбался ей поверх роскошной подставки с серебряным блюдом, занимавших середину стола, и она ответила мне улыбкой. Но я-то знал, что она несчастна.