Скудный лунный свет монохромно окрашивал комнату в серый оттенок, словно здесь не существовало красок вовсе. У двери в ванную что-то блеснуло. Я подошла ближе и подняла с пола… кулон Мардж. Наверное, она обронила его при нашей последней встрече. Он стал источать нежный голубоватый свет, который становился всё ярче, и я инстинктивно зажала его между ладоней, словно боялась быть замеченной. Из-под пальцев пробивалось свечение, как если бы я держала в руках упавшую звезду. Он выглядел знакомым. Переплетение линий напоминало мне о чем-то очень важном… Кулон сверкал очень нежно, и я почему-то подумала о маме. Мне так хотелось ее обнять! Наверное, она пахла ванилью или еще чем-то добрым, только маминым. Любовью.
Я вздрогнула. Наверное, от холода. Одежда на мне всё еще была мокрой, и я сильно мерзла. В кладовке лежали старые вещи, некоторые могли сгодиться, пока она не просохнет. Перерыв небольшой короб со старьем, я убедилась, что ничего лучше пижамы с ужасными розовыми зайцами нет. Я зашла в ванную, включила свет и стянула майку. В низу живота, там, где выпирала правая бедренная кость, у меня было небольшое родимое пятно. Оно выглядело как отзеркаленная буква «Е» с волнистыми линиями, словно было сделано из песка и дуновением ветра его немного размыло по коже.
Я оглянулась на кровать, где оставила кулон. Ну конечно, рисунок на нем тоже напоминал линии родимого пятна. Я схватила подвеску и поднесла к отметке. Точно. Только на кулоне стоял еще один знак, и теперь всё стало понятно. Знак справа оказался буквой «Ь», первой буквой моего имени. А знак слева копировал родимое пятно. Это был мой кулон. Вот только почему он мерцал, когда я брала его в руки, и откуда он оказался у Мардж? Хотя чему я удивляюсь, она всегда присваивала то, что ей не принадлежало. Может, это одна из немногих вещей, что была со мной, когда меня нашли.
Внизу заскулила входная дверь. Раздалось тяжелое шарканье обуви по полу. Мардж. Скорее, чтобы она не обнаружила меня здесь, я схватила одежду и открыла окно, впуская ледяной ветер. Перекинув ногу через подоконник, вылезла на скользкий козырек. Дождь закончился. Теперь с неба хлопьями сыпал снег. Он таял, даже не долетая до земли.
По правой стороне от козырька вниз ползла трухлявая шпалера, по которой, наверное, давным-давно вилась садовая роза. Теперь внизу серела безжизненная почва, присыпания листвой. Надеясь, что деревянные планки выдержат мой вес, я ступила на первую и, стараясь не дышать, поползла вниз. Гнилые планки издали хруст, нога соскользнула, разбивая следующую, за ней моментально сломались остальные. В попытке смягчить падение я цеплялась руками, но всё же упала прямо на спину, так неудачно, что у меня перемкнуло дыхание.