Он застыл, как статуя, спиной ко мне, сжимая в руках толстую книгу.
— Мы работали в одной команде, — тяжело произнес он, но я уже не прислушивалась к нему, потому что книга в его руках была похожа на… старый альбом. Конечно! Это он и был.
Я вскочила с места, быстро, почти бегом, подошла к нему. Смогу ли я узнать ее лицо? Конечно, смогу. Он сказал, я очень на нее похожа. А папа, каким он был? Досталось ли мне что-нибудь от него? Я захлебывалась в чувствах, вопросах. Впервые за всё это время у меня появилась возможность увидеть маму. Я миллионы раз пыталась представить ее, но так и не смогла. Она была в моем воображении словно размытое облако.
Я положила альбом на гладкий стол, провела ладонью по пыльной шершавой обложке и открыла его. В нос ударил запах пыли и старой бумаги. Грей терпеливо стоял рядом, пока я листала страницы в поисках знакомого лица. Разные снимки, некоторые черно-белые, но многие — уже цветные. Размытые, выцветшие фотографии показывали мне целую жизнь. Я переворачивала листы один за одним, пробегаясь по лицам, и уже отчаялась узнать ее, как вдруг, на мутном старом снимке — увидела ее. Это была школьная фотография, возможно, выпускного класса. Она стояла неподалеку от Грея, его я тоже узнала без труда, он почти не изменился. Высокий, плечистый, он выделялся среди сверстников. Элис, одетая в белое платье, улыбалась — живой, озорной взгляд, темные волнистые волосы. Мы были удивительно похожи, только глаза у нее были золотисто-карие, цвета жженого сахара.
— Она восхитительна, — прошептала я, проводя пальцами по ее лицу, словно пыталась почувствовать хоть толику ее тепла.
Грей кивнул. На страницу, прямо на мамино лицо, капнула слеза. Я сразу стерла ее, не желая портить драгоценный снимок, но за ней капнула еще одна и еще. Слезы полились без остановки, пощипывая щеки.
— Мне жаль, — сказал Грей, положив руку на плечо.
Сердце громко ухнуло, я вздрогнула, словно кто-то дернул стоп-кран на движущемся поезде. Я развернулась к нему, резко стерла плечом слезы, сцепила зубы и прошипела сквозь них:
— Не делайте вид, что вам жаль!!! Это омерзительно! — крикнула я, мой подбородок дрожал. От злости, обиды, страха.
Я сжала кулаки, хотелось влепить со всей силы по его наглой морде.
Ульманас смотрел на меня абсолютно потерянно, даже испуганно. Его глаза болезненно блестели. Нет, этого не может быть, такой человек не способен к любви и состраданию. Он жестокий убийца и диктатор.
— Мне действительно жаль, — произнес Грей так, что я разжала кулаки.
Или он гениальный актер, или я гениальный идиот. Я ему поверила. Сейчас как загнанный зверь выглядел именно он. Затравленно, жалко, измученно. Я уже видела этот взгляд, словно дежа вю. Он протянул руку и стер со щеки слезы.