При виде медам у Уильяма захватило дух — в глазах полыхнуло ярко-алым и изумрудным, словно в комнату влетела райская птица. Уильям не сразу разглядел женщину в этом ярком оперении, и даже разглядев, так и не понял, какая она на самом деле. Буйство красок, дешевая, но слепящая глаза бижутерия, густой слой румян, помады, пудры, тяжелая волна духов… Этой экзотической красотке можно было дать как двадцать пять, так и тридцать пять, но главное волшебство таилось в ее сияющих карих глазах. Бьющая через край женственность Уильяма даже напугала: словно знакомый с детства мелодичный напев вдруг заиграли разом десять духовых оркестров. Противопоставить оглушительной женственности медам можно было разве что мужественность целого военного полка или команды линкора.
За стол сели тотчас же после прихода Уильяма и всеобщего знакомства. Медам, которую усадили рядом с хозяином дома, изогнулась и посмотрела на него в упор своими невероятными карими глазами. Уильям мгновенно стушевался.
— О, у него ошень приятное лицо! — заявила медам с мягким акцентом. — Болди! — Она ухватила дядю Болдуина за руку. — У вашего племянника, мистёра Вильяма, ошень, ошень милое лицо.
— Что, милее моего? — полюбопытствовал дядя.
— Намного! — воскликнула она, а потом повернулась к Уильяму и сразила его наповал ослепительной улыбкой. — Гораздо, гораздо милее. Совсем другое.
— Вот так вот, Уильям, — хмыкнул дядя. — Комплимент от медам дорогого стоит. Что скажете, Гарсувин?
— Подтверждаю, — с легким театральным поклоном в сторону Уильяма ответил Гарсувин. У него тоже оказался необычный выговор, свистяще-пришепетывающий и потому, хоть и негромкий, приковывающий внимание собеседника с первых слов. — Мадам — прекрасный физиономист. Так что примите как большой комплимент, мистер Дерсли.
— Спасибо, приму, — ответил Уильям, чувствуя себя чурбаном.
— Вы его смущаете, медам, — сказал дядя Болдуин. — Он ведь, в отличие от меня, скромник и тихоня.
— Это я вижу! — воскликнула медам, кивая, слепя улыбкой, позвякивая, искрясь и источая дурманящие волны парфюма, бьющие прямо в наморщенный нос Уильяма. — Расскажите, — она снова обожгла собеседника взглядом, — где вы побывали?
— Побывал? — Уильям начал выкручиваться. — Ну, я не всегда сидел тут, не настолько все плохо. Я воевал во Франции, потом два-три раза был в Германии — частью по делам…
— По делам? — с холодной вежливостью откликнулся мистер Гарсувин. — Да, у вас ведь здесь предприятие. И какое же? — Он изогнул длинный палец, изображая знак вопроса.
— Солод, — ответил Уильям. — Я солодовщик, так это называется. Продолжаю семейную традицию.