— Ничего не по-детски. Я знаю, как это трудно; ты знаешь, что я знаю. И я была рядом, чтобы помочь тебе собрать осколки, ведь была? Я просто… не хочу делать это еще раз.
— Я в порядке. Честное слово. Теперь у меня есть тема, над которой надо работать…
— Ты собираешься работать над этой темой с Райаном? Будешь с ним на связи? — перебила Сэм.
— Нет. Нет, что ты! Я уехала, даже не попрощавшись. Я послала ему электронное письмо, сказала, что постараюсь сделать все возможное, но и только. Даже никаких отчетов о ходе работы. Либо я в ближайшие недели что-то узнаю, либо нет. И обо всем, что узнаю, сообщу по электронке. Мне нет необходимости снова с ним встречаться.
— Ладно, надеюсь, тебе удастся убедить саму себя, потому что меня ты нисколько не убедила.
— Сэм, перестань. Я позвала тебя, чтобы рассказать о расследовании, честное слово. Оно уже стало для меня важнее, чем… важнее того, что случилось в Бельгии. Не надо меня наказывать за то, что я с ним увиделась. И переспала. Я и так наказана. Ладно?
— Ладно-ладно! Хватит об этом. Так ты, значит, едешь… Куда ты едешь? В какую дыру?
— Коулд-Эшхоулт.
— Звучит пасторально.[6]
— Угу. Это где-то в Беркшире. Не на краю света, конечно, но хоть уеду из Лондона. Сменю обстановку, так сказать. Займусь новым проектом, — сказала Лия.
— Как он поживает? Как у него дела? — спросила Сэм. Любопытство одержало верх.
— По-прежнему. В отличной форме. Просто-таки великолепно. — Лия с несчастным видом пожала плечами.
— С чего собираешься начать? Я имею в виду расследование.
— С дома викария, наверное. В письмах нет дат, но второе она написала, когда узнала, что он уехал на фронт; значит, это между тысяча девятьсот четырнадцатым и восемнадцатым годом; а первое — за три или четыре года до того. Мне нужно установить, кто жил там в это время, были ли в доме молодые люди призывного возраста и… Это все, что есть. — Она пожала плечами. — Комиссия по воинским захоронениям уже установила, что никто из живших там не был военнообязанным, однако кто-нибудь может знать еще что-то.
Если бы у нее была возможность встать и уехать немедленно, она так и сделала бы. После этого разговора ей отчаянно захотелось заняться делом, выяснить, чего так боялась писавшая письма женщина, чего она не могла понять. Лии вдруг пришло в голову, что мучительное отчаяние, чувствующееся в словах той женщины, — очень похоже на то, что чувствует сейчас и она. Если Лия не в состоянии решить свои проблемы с Райаном, возможно, ей удастся решить проблему Э. Кэннинг? Ей невыносимо захотелось оказаться где-нибудь там, где нет воспоминаний о Райане и о том, что они были вместе, где вообще никто не знает о Райане. Он облепил ее как паутина, и ей хотелось поскорее ее с себя сбросить.