– Не пойму, к замужней женщине посторонним мужчинам можно приставать или нет? – пытаясь отвлечь его от нежелательных мыслей на мой счет, продолжила беседу.
– Да никто не станет. Дитор и его группа совсем уж одичали тут – неудачи и злость сделали свое дело, – философски пояснил Руенз. – А так не принято у нас это. Почти у всех семьи и жены есть – находятся далеко и мужей ждут. Кому же хочется, чтобы к его жене так отнеслись? Поэтому к чужой жене и не полезут. Но исключения всегда есть!
Последнее было сказано с предупреждением, и я кивнула, принимая к сведению.
– А Рид... он что?
– Убить его может. По нашим законам это обосновано.
– Так их там четверо, – выдохнула я в испуге. Дитор выглядел таким же крупным, как и мой муж.
– Это, конечно, проблема. Но Рид не забудет, и когда-нибудь они встретятся один на один... – старх многозначительно фыркнул.
А я испытала облегчение: 'Уж лучше так!'
До вечера успела справиться со многим. Лодырничать и раньше себе позволить не могла, поэтому от любой работы не надорвалась бы, а уж тем более ради собственной пользы. После разговора с пожилым стархом развесила сушить выстиравшееся белье и занялась сортировкой корнеплодов.
Руенз тоже ко мне присоединился. Пояснив, что спина уже не позволяет подобную работу делать, присел неподалеку на ящик и принялся рассказывать случаи из жизни. Я быстро заметила, что и в этой развлекательной болтовне он преследовал определенную цель. То и дело проскальзывали полезные совета, да вынесенные из жизни мудрые наблюдения. И было бы глупостью их для себя не отметить. Говорил он больше о хозяйстве, о том, как убежище содержать непросто, как важно с толком, пониманием перспектив и расчетом подходить к ведению дела, созданию запасов, грамотному их расходованию. Я, выполняя руками монотонную работу, сосредоточенно ловила каждое слово. Учиться мне этому надо – теперь и мне тут выживать, а значит надо вносить свою лепту в общий труд, чтобы еду даром не получать. Бестолковой гирей на шее мужа висеть не хотелось. Но опыта в подобном хозяйствовании не было, и пожилой старх это, видимо, понял. Вот и пытался мои пробелы в знаниях восполнить.
– А вот Кривоне сколько не говори – отмахивается. Сама, мол, все знает и умнее всех, зачем ей чужой толк, когда своего гонора избыток, – пожаловался он под конец, когда мы уже отправились на запоздалый обед.
– Спасибо, – с искренней благодарностью кивнула я, – мне ваш толк не помешает, верно вы поняли – не сильна я в домашнем хозяйстве.
До вечернего возвращения обитателей в убежище успела еще и высохшее белье собрать и сложить в наш мешок, а так же вызвалась помочь Кривоне с посудой – помыла ту, что имелась. В процессе, находясь со стархиней на кухне, дальняя часть которой была отгорожена короткой переборкой, отделяя ее жилое пространство от зоны готовки, осторожно, стремясь быть незамеченной, наблюдала за тем, как та варила вкусную похлебку. В памяти всплыли почти стершиеся воспоминания о маме готовящей суп, которая мясо всегда резала на много мелких кусков и добавляла непосредственно в бульон. Наблюдая за тем, какое количество кусков мяса стархиня отваривала и готовила для нарезки отдельно, подумала, что в супе бы его понадобилось меньше, чем есть вот так вприкуску. Но помня о жалобе Руенза, с инициативой не полезла.