— Иди домой! Хватит!
— Дай мне договорить с девушкой, — попросил отец.
— Не надо с ней разговаривать. Она все равно ничего не поймет. — И бросил через плечо Еве: — Не стой! А то букет уронишь.
— Ну, почему же не поймет? — Александр Николаевич посмотрел на Еву поверх очков.
— Потому!
Антон был категоричен.
Ева ждала ссоры, крика, семейных разборок, но ничего этого не было.
— Как скажешь, — согласился Александр Николаевич. — Всего хорошего, сын! До свидания, Ева Павловна! — Быстрый кивок в сторону оставшихся. — До встречи!
Пара шагов, и вот он исчез в неверных сумерках.
«Зачем ты так? Что плохого он тебе сделал? Он же твой отец, а ты…» Мысленно заданных вопросов было много, но все они так и остались непроизнесенными. Ежик наградил букет Евы тяжелым взглядом, посоветовал: «Выбросила бы ты его» — и ушел, ни разу не обернувшись. Попрощался с Пушкиным, со Стивом, с божественными братьями, потрепал по плечу Наташу. Как только он скрылся, Ра стал что-то рассказывать, размахивая коробкой с вазой, Стив заспорил с ним. Пушкин вклинивался между ними, расталкивая собеседников. А Ева стояла и смотрела им вслед. Вероятно, теория относительности могла все это объяснить, но не хотела, потому что у всех была своя свобода и своя воля.
Ева натянула летные очки. Мир посерел, заклубился туман, дома приосанились, из них полез влажный камень, мостовая вздыбилась. Скрипнула дверь, выпуская Джека-Потрошителя. Машина времени не только в физическом проявлении, но и в воспоминаниях. В фантазиях, наверное, тоже.
Теперь все было правильно. Ева свернула в свой проулок, вышла к дороге. За деревьями слева пряталось здание педколледжа. Суббота. Вечер. Конечно, там никого не было. По закону детерминизма. Теперь можно было спокойно идти домой.
— Слушай, а тебе не кажется, что ты просто ищешь приключений на свою голову?
Папа изучал букет, занявший половину кухонного стола.
— Считаешь, твоя жизнь уж слишком спокойная?
— А она спокойная? — Хотелось спать, а не объяснять, откуда букет.
— Вероятно, да, если ты с таким усердием ее усложняешь. Антон, его отец, его друзья. Ты многое ставишь на кон и ничего, кроме опыта, — в этом месте папа хмыкнул, снова выразительно поглядев на букет, — не получишь. И не факт, что опыт будет положительным.
— Папа! — вздохнула Ева. — Это детерминизм. Наука его отрицает. Особенно принцип неопределенности Гейзера.
Или как там его?
Папа поджал губы. Он был очень недоволен.