Польщенный ювелир растроганно шмыгнул носом, быстро сунул в широкую лапу повелителя узкую шершавую ладошку и серой мышкой юркнул за дверь.
Сейфулин откинулся было в кресле, которое услужливо приняло тело хозяина, но почти сразу выпрямился, выбрал из бриллиантовой россыпи, что все еще искрила на столешнице, сиреневый камушек. Он почему-то непреодолимо тянул к себе, манил, завлекал, дразнил загадочностью и неповторимостью. Вначале выложил бриллиант на ладонь, полюбовался крохотными искорками на гранях, затем бережно взял камень двумя пальцами, поднес к самому носу.
Что было потом, Сейфулин не помнил. Секундное затмение, кратковременная отключка… Пронеслись перед глазами чьи-то смутные образы: странный человек в широком сером балахоне с капюшоном, громадная черная кошка, выглядывающая из бетонного короба, заводская труба, белое облако в голубом небе, ромашки в поле, слиток золота… Еще что-то смутное, непонятное и необъяснимое. Он вздрогнул, мотнул упрямо головой, решил однозначно: «Этот брюлик оставлю себе. Закажу жиду оправу. Пусть слепит «голдяк». Такого ни у кого не будет». Потом снова откинулся в кресле и задумался.
Размышлял недолго. Долгие, натужные раздумья вообще не являлись его фирменным стилем и особенностью характера, а потому ровно через минуту Равиль Ренатович решительно залез в нагрудный карман пиджака и достал ай-фон в платиновом корпусе. Набрал номер с визитной карточки, сделал глубокий вдох – разволновался в кои-то веки.
– Да, Равиль Ренатович, слушаю вас, – уверенным бархатным баритоном отозвалась трубка.
– Сергей Николаевич, я обдумал ваше предложение и полагаю, что нам нужно встретиться в спокойной обстановке и обсудить детали нашего дальнейшего сотрудничества.
– Я обеими руками «за», Равиль Ренатович. Назначайте время и место, но сразу одно условие… не поймите меня превратно. Не надо меня э… пасти – так, кажется, звучит на сленге термин «слежка». Не люблю я этого, и, поверьте, не нужно это. ОК?
– ОК, – выдохнул Сейфулин, выдвинул ящик стола и потянул из него толстую кубинскую сигару.
«Ты кто такой… некрасивый?»
Док, опешив, застыл на пороге комнаты. Фильм «Теория запоя» был культовым в Зоне, и Док смотрел его неоднократно, но хозяин однокомнатной квартиры на окраине Москвы не просто слепо подражал экранным стандартам – он копировал их с эталонной точностью.
Длинный, донельзя обшарпанный стол занимал треть комнаты. На столешнице – полный натюрморт эпохи позднего Пролеткульта. Тарелки с остатками разнообразной, но непритязательной пищи. Квашеная капуста, соленые огурцы, картошка «в мундире». Сиротел на блюдечке бледный опенок. Раскуроченные консервные банки благоухали неповторимым микс-ароматом кильки в томатном соусе, шпротов и прочих анчоусов. Разбросанные по всему столу в живописном порядке кучки табачной золы (Дед курил сигары или трубку) придавали общему амбре привкус портового кабака.