Прибыв, я обнаружил, что многие уже разъехались. Залы начали пустеть, однако в них было еще достаточно народа, чтобы я мог пройти никем не замеченный. Вскоре я увидел своих мать и сестру: одна сидела в кресле с присущим ей невозмутимым спокойствием, другая танцевала, веселясь как ребенок. Я остановился у двери, чтобы не привлекать внимания; впрочем, я искал еще третьего человека, предполагая, что он должен быть где-то поблизости. В самом деле, поиски мои оказались недолгими: граф Гораций стоял, прислонившись к противоположной двери залы, прямо напротив меня.
Я узнал его с первого взгляда; это был тот самый человек, которого описала мне Полина, тот самый незнакомец, которого я видел при свете луны в аббатстве Гран-Пре. Таким я его себе и представлял: бледное и спокойное лицо, белокурые волосы, благодаря которым он казался моложе, черные глаза, в которых выражалась вся его странная и неоднозначная натура, наконец, складка на лбу, которую, за недостатком угрызений совести, должны сделать глубже заботы.
Габриэль, окончив кадриль, стала подле матери. Я тотчас попросил слугу сообщить госпоже Нерваль и ее дочери, что их ждут в передней. Мать моя и сестра вскрикнули от радости, увидев меня. Мы были одни, я крепко обнял их. Мать моя не верила ни глазам своим, смотревшим на меня, ни рукам, прижимавшим меня к сердцу. Она не ожидала, что, получив ее письмо, я приеду так скоро. В самом деле, вчера в это время я был еще в Лондоне.
Ни мать моя, ни сестра и не думали возвращаться в танцевальную залу; они попросили свои манто, надели их и приказали лакею подать карету. Габриэль шепнула несколько слов на ухо матери.
– И правда! – воскликнула последняя. – А как же граф Гораций?..
– Завтра я нанесу ему визит и извинюсь перед ним, – ответил я сухо.
– Но вот и он! – сказала Габриэль.
В самом деле, граф, заметив, что дамы покинули залу и не возвращались, отправился разыскивать их и нашел готовыми уехать.
Признаюсь, по моему телу пробежала дрожь, когда я увидел этого человека, подходившего к нам. Моя мать заметила, как судорожно сжались мои руки, увидела мой взгляд и инстинктивно почувствовала опасность еще прежде, чем один из нас успел произнести хоть слово.
– Извините, – обратилась она к графу, – это сын мой, которого мы не видели целый год! Он только что приехал из Англии.
Граф поклонился.
– Буду ли я один, – сказал он приятным голосом, – жалеть об этом возвращении, так как лишен счастья проводить вас?
– Вероятно, – произнес я, едва сдерживаясь, – потому что там, где есть я, ни мать моя, ни сестра не имеют нужды в другом кавалере.