Девушка не знала, что ответить. Перед ней вновь сидел человек… нормальный человек, а не жестокий демон. В его глазах светилась неподдельная забота и какая-то новая непривычная нежность.
— Почему? — тихо спросила она, даже не понимая, с каким смыслом задаёт вопрос.
— Потому, что я хочу побыть с тобой вдвоём, — произнёс мужчина спокойно. — Чтобы никто не мешал нам.
— Ты имеешь в виду Кирана?
— Да, — он чуть погрустнел.
— Но что будет, когда мы вернёмся? — обреченно проронила Ева.
— Не знаю, — он глянул с какой-то невольной скрытой злобой, — я ещё не решил.
— А если Киран узнает, что мы уехали вдвоём? Это не разобьёт ему сердце? — испытующе спросила девушка, понимая, что сейчас давит на живое, но надавить почему-то очень хотелось, и посильнее.
— Я буду думать, кого из вас двоих мне нужно убить, чтобы не страдать, — серьёзно ответил Трой, и она моментально стала ещё бледнее.
— Не волнуйся, — он усмехнулся шутливо, но с нотками печали в голосе, — я не серьёзно. Но вопрос требует решения. Надеюсь, после нормального отдыха нам удастся его принять.
Мужчина не стал дожидаться реакции собеседницы, необычно легко и даже ласково поцеловал её в чуть горячий лоб и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Ева осталась наедине с тягостными размышлениями. Что-то изменилось в её мучителе. Быть может, то, что казалось недоверием — лишь его новая нежность? Возможно, прошлая ночь переписала их отношения так сильно, как она и не смела ожидать. Всё то, что он сказал тогда… Выходит, обманщик был груб, только чтобы пленница невзлюбила его, чтобы предпочла ему младшего брата. А теперь? Он будет нежным и любящим? Но девушка никогда не видела его любви. Какая она, в чём будет выражаться? И что творится на сердце у неё самой? Разве она любит высокомерного покровителя? Или он стал лишь сексуальным наркотиком для измождённого тела и спасением от одиночества для обезумевшей души? Способна ли она разорвать последнюю связь с домом, уничтожить единственный шанс на побег ради туманной неизвестности совместного с Троем будущего? Если решиться на эту праздничную поездку вдвоем, то назад пути не будет. А что если сбежать? Если Саша получит записку завтра? Если заговорщица сумеет ускользнуть от Кирана? Она была не в себе, когда встретила друга и в больнице мысли тоже не стали ясными. Даже тогда, под милосердным покровом болезненного бреда, было тяжело смотреть ему в глаза. А что же она почувствует, когда будет помнить и понимать всё? Хватит ли духу хотя бы приблизиться к нему? Заговорить? И что будет дома? Как посмотрят на блудную дочь родители? И даже если они не станут винить её, найдёт ли беглянка в себе силы смириться с бесчестным прошлым и мириться с ним каждый день до конца жизни среди тех, чьей любви недостойна? А что если она уже настолько испорчена, что не сможет жить без того разврата, что творился здесь — в темнице унизительных и желанных пыток? И сумеет ли безвольная наложница когда-нибудь полюбить? Испытать настоящее светлое чувство, а не то извращенное притяжение, что она ощущает рядом с Троем? Насколько пропиталась чёрной мерзостью порока её душа? Способна ли доброта родных и друзей смыть позорное рабское клеймо? И даже если способна… И даже если хватит совести ответить на чувства Саши? Сможет ли она быть с ним, не думая, не вспоминая странного демона, открывшего её сердце и спалившего его дотла? Как мучительны были размышления. Голова трещала, и всё в ней перемешивалось в один болезненный шар, перекатывающийся в сознании и безжалостно давящий здравый рассудок.