Дело принимало откровенно неприятный оборот. Убили постороннюю женщину. Второй труп. На сцене появляется полиция, а ему даже переночевать негде…
Объясняться с правоохранительными структурами как-то, откровенно говоря, не хотелось. Утомительное это занятие. Пускай они там все подряд честные, чуткие, справедливые. Все равно не хотелось.
Начинало темнеть (не успел он оглянуться, как пролетело время). Движение со стороны Тюменской улицы затихало, образовался ветерок, дующий понизу и почти не волнующий макушки деревьев. Шанс найти пропавшую женщину становился каким-то призрачным.
Он не мог бесконечно предаваться своим печалям. Время требовало решительности. И логичных поступков. А самым логичным завершением сумасшедшего дня стала бы сумасшедшая ночь (одним приют, другим отрада), но кто бы ее организовал? Да и рано пока еще спать. Извиняйте, Альбина Васильевна…
Он затоптал окурок и отправился в обход гостиницы. За обшарпанной тыльной стороной здания обнаружился пустырь, помеченный вкруговую щуплыми кустиками, и двор, образованный двумя перпендикулярными хрущевками. Заурядный двор. Пенсионерки в ряд, клумбы у подъездов отгорожены фанерными щитами, стайка ребятишек, болтающаяся на «тарзанке». Делать, в принципе, нечего. Он сам кузнец своих трудностей — не ковать же их бесконечно! А может, домой пойти, к пустому холодильнику? — тоскливо думал Максимов, прогуливаясь по дорожке. — Объяснить ребятам, что на сегодня хватит, колбасы купить, сыру, селедку, подавать по вкусу к водке?
Он чувствовал себя, как обезглавленная рыба. Второй день занимается бесплатными физическими упражнениями, да еще с немалым риском.
— Болтаются тут всякие… — прошипела в спину агрессивная старушка. — Вчерась вон третью квартиру обобрали… Марь Павловна с дочкой прогуляться перед сном решили… А вернулись — квартира перевернута, денег нет, золото сперли — и хоть бы кто увидел супостатов…
— Ниче ты, Леха, сиганул! — восхищенно воскликнул какой-то шкет из обступивших «тарзанку». — Прям как та тетка из окна!
В голове беззвучно щелкнуло. Максимов поменял направление и подошел к компании.
— А ну-ка, шкет, чего ты сейчас говорил?
— А че?.. — заныл пацан, похожий на киношного Тома Сойера. — Уж и покачаться нельзя?
Остальные как-то притихли. Подросток, по-индейски сиганувший с доморощенной «тарзанки», поскреб затылок и на всякий случай спрятался у друзей за спинами.
— Да качайся хоть до осени, — строго сказал Максимов, — если мамка не против. Про какую тетку, прыгнувшую из окна, ты сейчас говорил?
— А двадцать рублей дашь? — осмелел пацан, подмечая косяком пути отхода. Остальные заулыбались. Им-то что?