Наследница. Графиня Гизела (Марлитт) - страница 112

Госпожа Гельвиг, как и прежде, сидит у своего окна. Несчастье перешло через порог ее дома. Она потеряла обоих сыновей: Иоганна она отвергла сама, а Натаниель был убит на дуэли; он оставил много долгов и запятнанное имя… Каменные черты ее лица смягчились, и гордая голова часто склоняется на грудь. Профессор недавно сообщил ей о рождении первенца. С тех пор в ее корзинке лежит тонкое розовое вязание, над которым она работает потихоньку, и Фридерика божится, что это хорошенький детский чулочек. Когда, да и будет ли еще носить эти чулочки младший член семьи Гельвиг — неизвестно, но к чести человеческого рода можно сказать одно: нет души настолько очерствевшей, чтобы в ней не нашлось ни одной благородной наклонности, ни одной нежно звучащей струны. Только душа человеческая часто не догадывается о сокровищах, таящихся в ней, пока какой-нибудь наружный толчок не укажет на них. Может быть, любовь бабушки и будет тем скрытым нежным пунктом в сердце большой женщины, который заставит растаять лед ее сердца…

(Пер. Е. Волковой)

Имперская графиня Гизела

Часть первая

Глава 1

Наступил вечер. Часы на небольшой нейнфельдской башне пробили шесть раз. Удары глухо загудели в воздухе; сильный ветер начинавшейся бури раздроблял звуки. Был ранний вечер, но непроницаемый мрак декабрьской ночи уже окутал землю. Где-то там, наверху, величественно сверкали звезды, там было ясно и светло, как в майскую безоблачную ночь, но кто думает об этом, когда небо отделено от земли разбушевавшейся стихией?

Никому не приходили в голову воспоминания о нежном лунном сиянии и в этих четырех мощных стенах, о которые буря бессильно ударялась своим снежным крылом. Внутри этого громадного, подобного исполинской игральной кости, куба бушевала другая стихия — пламя, но укрощенная человеком и управляемая им…

Нейнфельдская доменная печь работала на полную мощность.

Яркие багряные сполохи высвечивали голые стены и закопченные лица рабочих.

В домне пенился и клокотал, а затем с литейного ковша горячими слезами капал расплавленный металл, до того недвижно лежавший рудой в недрах земли. И вырвался он из своей вековой тюрьмы лишь для того, чтобы по прихоти человека принять какую-либо форму и застыть вновь.

Окна здания снаружи лишь слегка мерцали, тогда как внутри, в горне, бушевал огонь; точно чья-то дерзкая рука с размаху кидала в небо полную горсть звезд — так порой оттуда выбрасывался целый сноп искр, бесследно рассыпавшихся в темноте.

Когда замер последний удар часов, дверь стоявшего неподалеку маленького домика, принадлежавшего горному мастеру, смотрителю завода, тихо отворилась. Дверной колокольчик, обычно звонкий и неутомимый, на этот раз не подал своего голоса, очевидно сдержанный чьей-то заботливой рукой. На пороге появилась женщина.