— Я ожидаю мою невесту, — отвечал мастер спокойно.
— Ах да, я и забыл! — произнес министр, и лицо его покрылось румянцем.
Он подошел к окну и забарабанил пальцами по стеклу. Когда он снова повернулся к мастеру, лицо его было по-прежнему бледным и непроницаемым.
— Насколько я помню, при каждом моем посещении Аренсберга вы пытались обращаться ко мне с какой-нибудь просьбой. Как все другие, вы должны были бы знать, что я езжу сюда единственно с целью увидеться со своим ребенком и при этом откладываю в сторону все дела… Но раз уж вы здесь и если будете столь кратки, — продолжал он, посмотрев на часы, — что объясните дело в пять минут, то говорите… Но выйдем отсюда — не могу же я дать аудиенцию в комнате фрейлейн фон Цвейфлинген!
И выйдя в соседнюю комнату, он прислонился к оконному косяку, скрестив руки на груди. Горный мастер последовал за ним.
— Ваше превосходительство, — начал мастер, — я хотел лично передать вам то, что письменно уже неоднократно излагал, однако без всяких последствий.
— Так-так, — перебил министр, — не трудитесь говорить далее, я наперед знаю, в чем дело. Вы требуете увеличения заработной платы нейнфельдским горнорабочим, так как картофель плохо уродил… Да вы, сударь, помешались на этих вечных просьбах, и вы, и нейнфельдский пастор! Не думаете ли вы, что мы золото рассыпаем пригоршнями и ничего иного не делаем, как только читаем ваши донесения и помышляем лишь об этих жалких гнездах, что лепятся здесь, наверху? Ни пфеннига не будет прибавлено, ни пфеннига! — Он сделал несколько шагов. — Да и к тому же, — продолжил он, останавливаясь, — дело не так скверно, как вы и некоторые другие желают это представить, народ смотрится здоровяком.
— Ваше превосходительство, — возразил горный мастер взволнованным голосом, — да, народ еще не умирает от голода, но если бы он уже свирепствовал, поздно было бы обращаться к вам, ибо умирающему хлеб не нужен… Да, глупо ждать, что правительство вникнет в нужды народа: у него, как вы изволили выразиться, есть свои, иные дела, но, полагаю, зачем-то поставлены мы, живущие среди народа?
— Отнюдь не для этого, господин мастер, — перебил его министр, презрительным взглядом окидывая молодого чиновника. — Ваше дело рассчитываться еженедельно с рабочими, а достаточно им этого жалованья или нет — это их дело… Вы чиновник его светлости, и ваша прямая обязанность состоит в том, чтобы блюсти интересы своего государя.
— Именно так я и поступаю, только понимаю свои обязанности несколько иначе, чем ваше превосходительство, — отчеканил горный мастер. — Каждый чиновник, высоко ли, низко ли он стоит, одновременно служит и государю, и народу, являясь как бы посредником между ними. В его воле укрепить любовь народа к царствующей династии… Я смогу лишь тогда называться верным слугой своего государя, когда буду заботиться о благосостоянии вверенных мне людей в убеждении, что я и поставлен, чтобы…