— Как две капли воды благочестивый нейнфельдский пастор! — прервал его насмешливо министр. — Беретесь вы не за свое дело, господа! Вам ли учить правительство, как оно должно поступать! Однако любопытно мне услышать от вас, каким путем должно приобрести необходимые средства, ибо, повторяю вам, для подобных целей мы абсолютно не имеем денег… Или, может быть, вы полагаете, что его светлость должен отказаться от предполагаемой увеселительной поездки в будущем месяце? Или потребуете, чтобы отменен был сегодняшний придворный бал?
Пальцы красивой, сильной руки горного мастера невольно сжались в кулак — высокомерный, насмешливый тон министра был возмутителен. Однако, преодолевая волнение, молодой человек сдержанно возразил:
— Если бы государь знал, что у нас здесь делается, то наверняка отказался бы от путешествия, ибо у него есть сердце. И, к чести наших дам, которые сегодня вечером явятся ко двору, хочу думать, что они отказались бы от танцев в пользу голодающих… Многое могло быть иначе, если бы…
— Если бы меня не было, не правда ли? — прервал министр с язвительной улыбкой, похлопав молодого человека по плечу. — Да, любезнейший, я держусь того божественного принципа, по которому деревья не могут расти до неба… Ну, довольно! Ко мне менее чем к кому-либо должны вы обращаться с подобными сантиментами, ибо я ни в коем случае не служитель народа, как вы изволили остроумно заметить, моя единственная цель — беречь и умножать блеск династии, иной я не знаю.
Он опять прошелся по комнате, заложив за спину руки.
— Вы неисправимый мечтатель, я знаю вас! — произнес он после небольшой паузы. Внезапно в голосе его послышалась мягкость. — С вашими так называемыми гуманными воззрениями вам, должно быть, невыносимо здесь, я вижу это, но помочь в том смысле, как вы желаете, я не могу. Но я хочу вам кое-что предложить. — При этих словах тяжелые веки опустились еще ниже, совершенно скрыв выражение глаз. — Мне не составит никакого труда блестяще устроить вас в Англии.
— Премного благодарен, ваше превосходительство, — прервал его молодой человек ледяным тоном. — Отец, умирая, завещал мне заботиться, во-первых, о моем младшем брате, во-вторых, обо всех беспомощных бедняках наших родных гор… Я хочу жить и страдать с ними, если уж ничего не могу для них сделать!
— Прекрасно, прекрасно, — иронично произнес министр, — страдайте, если вам так нравится.
В соседней комнате послышались шаги. Поспешно сделав повелительное движение рукой, означавшее, что аудиенция окончена, министр скрылся за бархатной портьерой.