Поэтому Жорж Санд и узнала первой о сходстве и различии между прежней и нынешней любовницами Александра Дюма.
Ему доставляло неимоверное удовольствие снова и снова описывать Жорж Санд свои впечатления от Надин Нарышкиной, которую очень любил называть княгиней (услышав этот титул, Дюма-отец опять вспомнил о роли тщеславия в любви). Впрочем, общеизвестно, что для иностранцев все русские – князья, так что заблуждение Александра понятно, другое дело, что Надин любовника ничуточки не разуверяла, а может быть, и сама отводила ему на сей счет глаза, уповая на то, что проверить ее родовую грамоту на княжение невозможно, да и к «Бархатной книге»[21] у Дюма доступа нет.
Александр с упоением нанизывал эпитеты:
«Больше всего я люблю в ней то, что она целиком и полностью женщина, от кончиков ногтей до глубины души… Это существо физически очень обольстительное – она пленяет меня изяществом линий и совершенством форм. Все нравится мне в ней: ее душистая кожа, тигриные когти, длинные рыжеватые волосы и глаза цвета морской волны – все это по мне…»
Разумеется, такой резонер (и по большому счету, немалый зануда, с чем согласится любой, кто начинает читать его прозу!), как Дюма-младший, не мог не подвести чувствительного фундамента под свою пылкую связь с Надин, и сделал он это также в письме к Жорж Санд… Между прочим, он был не только резонер и моралист, но и немалый садист: ведь знал же, знал, что сия дама к нему горячо неравнодушна, однако не переставал дразнить ее, описывая свое чувство к другой:
«Мне доставляет удовольствие перевоспитывать это прекрасное создание, испорченное своей страной, своим окружением, своим кокетством и даже праздностью…»
Александр заблуждался относительно того, что Надин так уж легко перевоспитать. Она не захотела расстаться ни с одной из своих прихотей ради любовника – только страстная привязанность к дочери Ольге смягчала ее душу. Она хотела продолжать жить вольно и свободно, не ломая себя ради какого-то, пусть даже самого лучшего в мире, мужчины. Кроме того, Надин жила на свои деньги (в смысле, на деньги своего брошенного мужа, на деньги своих снисходительных родителей), а финансовая независимость делает женщину строптивой…
Вообще забавная штука! Женщина, которая берет деньги у мужчины, – она порядочная особа, если этот мужчина – муж, и она же – проститутка, если этот мужчина – любовник!
Словом, Надин вела себя чрезвычайно вольно, в том смысле, что при живом муже сожительствовала с другими (ну ладно, с одним другим), однако принудить ее сделать то, чего она не хочет, пусть даже заплатив за это, было невозможно! Воистину, эта прелестнейшая представительница племени куртизанок была таковой именно в соответствии с потребностью своей натуры – изменять кому бы то ни было во что бы то ни стало!