«А ну, хватит! А ну, уймись! Одурела?! Вот эти-то порадуются…» – Анютка с ненавистью взглянула на ряд цыганок, повернулась к музыкантам, кивнула, и две гитары рассыпались мягкими переборами. Анютка, взяв дыхание, запела «Хризантемы». Это был её любимый, «коронный» романс, всегда на ура принимаемый публикой, но сейчас Анютка пела машинально, не вслушиваясь в музыку, всеми силами стараясь отогнать вдруг подступившее отчаяние.
В том саду, где мы с вами встретились,
Ваш любимый куст хризантем расцвел,
И в душе моей расцвело тогда
Чувство нежное первой любви…
«Гришка, Гришенька, нехристь ты этакая, где ты сейчас? Думаешь о ком? Об Иринке своей? Околеть бы тебе, Гришенька, под забором за такие мысли… Всю кровь из меня выпил, родименький ты мой… Что мне теперь делать? Куда идти? Обратно к тётке, полы мести? Без мужа меня же тут со свету сживут…»
Огоньки свечей вдруг расплылись в глазах радужными пятнами, Анютка испуганно моргнула – и сразу поняла, что делать этого не надо было. По лицу побежали горячие капли, музыканты изумлённо уставились на неё, в зале воцарилась мёртвая тишина.
Выхода было два: или умчаться опрометью из зала – пусть сами выгребают, как хотят, – или любой ценой продолжать. Анютка выбрала последнее, надеясь, что давно отрепетированные до последней ноты «Хризантемы» не дадут пропасть. Так и вышло: голос не дрогнул, высокие ноты прошли как надо, и за второй куплет Анютка взялась уже совсем уверенно. Слёз она не вытирала, зная: будет только хуже.
Опустел наш сад, вас давно уж нет,
Я брожу одна, вся измучена,
И невольные слёзы катятся
Пред увядшим кустом хризантем…
Как всегда, ожидая, пока гитары окончат проигрыш между куплетами, она спустилась в зал и только сейчас случайно взглянула на гостей, ради которых её, больную, погнали выступать. Грузинский князь, вопреки её представлениям, был совсем молод. Ей навстречу приподнялся из-за стола почти мальчик в форме офицера пехотных войск. Анютка увидела бледное лицо с высоким чистым лбом, курчавые усы, чёрные, без блеска, глаза, глядящие на неё с таким восхищением, что Анютке вдруг стало не по себе. Так на неё не смотрел даже купец Медянников, к которому Гришка отправлял её на содержание. Мягким жестом руки Анютка прикоснулась к рукаву князя, усаживая его на место, встала возле столика и, мысленно проклиная бегущие по лицу слёзы, допела романс:
– Отцвели уж давно хризантемы в саду,
Но живёт всё любовь в моём сердце больном…
Гитары смолкли. Зал зааплодировал, но как-то неуверенно: никто не мог понять этих слёз певицы. Анютка улыбнулась, раскланялась, вернулась к хору. Неуверенно спросила у хоревода: