Митька открыл рот, закрыл, снова открыл, и Илья уже ждал, что мальчишка вот-вот выскажется в духе улетевшего в степь Ставраки. Но Митька всё-таки промолчал, хотя и сплюнул презрительно на землю ничуть не хуже Васьки. Вскочил на спину Кочерыжки, свистнул и полетел карьером по дороге к Одессе. Илья проследил за ним взглядом, снова усмехнулся, сам не зная чему. Забрался на буланого и тронул его неспешным шагом.
Не хотелось ему думать ни о чём. Не хотелось, и всё. Ни о Маргитке, ни тем более о Ваське. Только сейчас Илья понял, как устал за сегодняшний день, начавшийся в четыре утра. Солнце всё ниже и ниже опускалось в дымку горизонта, раскалённая степь остывала, небо становилось зеленоватым, выцветшим, чуть слышно шелестело море за утёсами. Тихо, вкрадчиво затрещали цикады, с утёсов доносились вскрики чаек. День таял, и над степью зажигались первые, ещё чуть заметные звёзды. До посёлка, до трактира одноглазого Лазаря, до маленькой комнаты с дозревающими на подоконнике помидорами оставалось не больше двух вёрст.
Неожиданно Илья вспомнил, что поругался с Розой. Хороши, наверное, были они оба: стояли и орали друг на друга на весь базар, народ потешали… Ну, ладно Роза, что за спрос с бабы, а он с какой стати разошёлся? И из-за чего? Из-за татар вонючих – тьфу… Да сгори они вместе со своими худоконками, больше лошадей будто взять негде… Вздохнув, Илья начал вспоминать, чего мог наговорить Розе во время скандала на Староконном. Вспомнил он немного, но настроение испортилось. Что ж… на худой конец, выгонит. Ему не привыкать.
Над морем взошла огромная рыжая луна. В её свете впереди смутно забелели домики посёлка. Поёжившись от потянувшего с моря ветра, Илья хлопнул по шее буланого, завернул его на едва заметную в сумерках дорогу.
В окне Розы горела керосиновая лампа. Жёлтый свет падал во двор, где под грецким орехом на рогоже спал Митька. Спал вниз лицом, изредка всхрапывал и даже не шевельнулся, когда проходящий мимо Илья наступил нечаянно ему на руку. Толкнув дверь Розиной комнаты, Илья увидел хозяйку, сидящую за столом и штопающую при свете керосинки Митькины штаны. Илья тихо прикрыл за собой дверь, положил у порога кнут и вопросительно взглянул на Розу. Та отодвинула шитьё и поднялась из-за стола.
– Есть хочешь? – задала она обычный вопрос, на который после паузы последовало не менее обычное:
– Хочу.
Лампа перекочевала на подоконник. На столе появились оплетённая красноталом бутылка вина, деревянная миска с помидорами и неизменным арбузом, рыба, хлеб, солёный козий сыр. После длинного дня, в течение которого у него крошки не было во рту, Илье оказалось всё равно, что Роза ставит перед ним – лишь бы побольше. Сидя на постели, Чачанка следила за тем, как из деревянной миски исчезает её содержимое.