— Да, малышка, и теперь ты здесь.
В порыве она обняла Лорис и прижала к себе, извлекая надежду из теплого красивого маленького тельца. И вдруг все опять показалось возможным. Кроме того, Картер сам пригласил их сюда. Он бы не сделал этого, если бы не был уверен, что она с Лорис не принадлежит ему.
Радость и восторг пронизали ее опять, и она не могла дождаться, когда они с ним увидятся. Успокоив Лорис, она взяла сумку с сиденья, толкнула дверцу и, не дожидаясь пока шофер подаст ей руку, выпрыгнула из машины.
Взгляд шофера, подошедшего к дверце и опустившего поданную ей руку, дал Анхеле понять ее оплошность. Она еле сдержала стон, когда он поджидал, пока Лорис выберется из машины.
Анхела не увидела ничего, кроме упрека в его глазах. Он, должно быть, сравнил ее со светскими дамами из круга Картера — женщинами, которые, она знала, привыкли ездить в лимузинах с шоферами, как она привыкла добираться на метро. Надоедливая пульсация снова начала биться в веках и висках. Если уж она шокировала даже шофера, то как она победит семью Картера?
Не успела она и потянуться к латунному молоточку, как входная дверь стала медленно беззвучно открываться.
* * *
В небольшой проем двери выглянул дворецкий в ливрее. Он так оглядел Анхелу, что она подумала, что он закроет дверь прямо перед ее носом. Затем он наградил таким же взглядом Лорис и наконец позволил ей войти.
Когда мать и дочь появились в вестибюле, он поднял руку в белой перчатке, приказывая жестом им остановиться.
— Не смогла бы мадам подождать здесь, пока я сообщу о ее приезде?
В полуобморочном состоянии Анхела кивнула.
Размеренными шагами дворецкий прошел к небольшому роскошному столу. Его полированная поверхность из красного дерева контрастировала с завитками из атласного дерева и отделкой по краям блестящей медью, его крышка была из тонкого сервского фарфора. Предназначенный для кофе или шоколада, в настоящее время он служил подставкой под телефон.
Пока дворецкий звонил, Анхела осматривалась. Огромная хрустальная люстра, переливаясь, как грозди бриллиантов, была доминирующей в вестибюле с широкой лестницей из красного дерева. Огромный, во весь рост, портрет Гейнсборо в позолоченной раме висел на стене. У стены напротив стоял выпуклый мозаичный комод, охраняемый торшером в этом же стиле. Вместо свечей на выпуклых ножках были высокие хрустальные вазы с живыми экзотическими цветами, выращенными в оранжерее.
Хотя Анхела была не в состоянии назвать ни стиля мебели, ни мастеров, создавших их, у нее не было проблем определить их подлинность. Любая вещь этой коллекции была болезненным напоминанием разницы происхождения ее и Картера.