Текст выбивает слезу из камня. Мальчишки шмыгают носами, девчонки трут глаза, преподаватели, не стыдясь, всхлипывают.
Успех оглушительный, но бисировать не просят. Слишком тяжела картина, описанная Джалилем. Это почерк гения.
Я не гений, я плагиатор, я только попросила стакан водички в этом ключе. До осознания собственной вины Федя должен дозреть сам. И придав голосу как можно больше трогательности, пролепетала:
— А у моей бабушки в деревне тоже коза была…
Федя, Феденька! У меня тоже была бабушка, тоже была коза, мы почти родственники!
— А при чем здесь коза? — Удивился внук Клавдии Анатольевны.
Одно очко заработано. Мне удалось удержать его внимание. Пусть козой, но не доходя до лестницы одного шага, он остановился.
— Она такая… беленькая, с розовым выменем, — скороговоркой неслась я, — ее звали Розочка. Бабушка ее доила и приносила мне теплого молока. Каждое утро…
О Боже, яви мне свою милость! Он обернулся и впервые посмотрел мне в глаза.
— Ты траву косить умеешь?
— Конечно, — опешил Федя. Он пытался понять, куда я веду.
— А я сено ворошила! Представляешь, оно душистое, теплое и так шуршит! Никогда не забуду!
Феденька подумал, что я помешалась. С душистым сеном, я, пожалуй, перестаралась. Как же, как нащупать эту грань?! Как не спугнуть, не переиграть?! Заставить его остаться?
Но Федя тоже не террорист из горного аула, в нем нет первобытной жестокости. Только дикое желание выпить, заставило мужика вернуться в кабинет.
И через минуту он опять вышел. Что-то в моих словах задело Федора. Он стал меня видеть!
— У моей бабушки столько икон в доме было! Она и меня каждое воскресенье в церковь водила… — я, всхлипывая, втянула воздух. — Она такая добрая была… как ваша… А попа нашего отец Георгий звали… А как вашего зовут?
Смешной поединок двух интеллектов — мой испуганный до безумия и Федин, пропитый не до конца. Я втягивала его в разговор, и он понял мою игру.
— Я крещеный, Софья, — сказал с тяжелой ухмылкой. — Но гореть мне в аду.
Он сидел на верхней ступени лестницы и смотрел прямо на меня. По какому-то наитию я поняла, что заработала право на вопрос, и Федор не станет уворачиваться от ответа:
— Федя, зачем вы это делаете? — произнесла тихо.
— Так получилось, — сказал и, пожав плечами, почти улегся на лестницу, просунул руку в дверной проем «кабинета» и вытащил оттуда за горлышко полупустую четверть с мутной жидкость.
Отхлебнул и, поморщившись, потряс головой.
Возможно, вовсе не мое лукавство заставило его остаться. Возможно, как у всякого пьющего человека у Феди наступила фаза «разговора по душам». Такую тягу трудно преодолеть, может, стоит задать вопрос: