и горькая полынь венчала эти дни…
Буденный, где ты, где?.. Уже твои отряды
вздымают пики ввысь, в свод неба голубой…
Так РСФСР летит во тьму снарядом,
чтоб дать буржуям бой, последний страшный бой…
Удары под Орлом. И в страхе — белых банды,
они бегут на юг, бросая стяги в прах…
Звенели черепа, и с бурею команды
в затылки злым панам летели дым и страх.
О, кто ж там на коне, где пыль и эскадроны?
Под шапкой не видать лица издалека…
И верить я хочу, что упадут короны
и землю обновит Свобода на века.
А море (как тогда!) с пахучим теплым звоном,
как чайка в час беды, бьет в желтый берег вдруг,
как бы звенят вдали без счета камероны
и от продольна вновь — тяжелый сладкий дух…
В каких тогда очах огни Афин сверкали
и грезил Диоген о солнечных веках?
Провидел ли тогда он Коминтерна дали,
и мог ли он мечтать о радиовеках?
На теплых бурьянах не сын к отцу стал строже
(о классовой борьбе еще не всякий знал), —
Одесса и Херсон, за ними Запорожье,
сплетая песен гнев, услышали сигнал…
Над морем синий парк. Луна блуждает в травах.
В заливе корабли — как чайки на пути…
И на воде дрожит среди дорог кровавых
тот бесконечный путь, куда нам всем идти…
То глянул сквозь века прожектор с полуночи,
и хмуро шелестят знамена грозных дней,
как будто рассказать до боли кто-то хочет
о крови, что на них горит всё горячей…
По улицам в ночи бродила там Оксана,
ей отсветы луны — как память свежих ран,
и словно шла она от поцелуев пьяно
за реющей мечтой на заревой туман…
Пусть с запада летит стервятник одноглавый, —
ему не проглотить советского герба,
ведь захлебнется он в своей крови без славы
и упадет в дыму — презренная судьба…
Несется шляхты клич: «От можа и до можа»,
[30] —
и жовниров ряды идут путем степным…
И виснет без конца над Киевом тревожным
разорванным рядном зеленый тяжкий дым…
И вновь набата зов. В легендах эшелоны,
и синей дали край надеждою зацвел…
С Кубани в помощь нам идет Семен Буденный,
и радостно шумит непокоренный дол.
Один удар — и фронт, железный фронт прорвали…
Нет, не поможет им французский маршал Фош.
И крики без конца до Праги долетали,
как ветер долетал: «Даешь! Даешь! Даешь!»
И видели полки: притихла крепость Гродно,
и стены Осовца дрожат в смятенье злом…
Но откатился вновь великий гнев народный,
как будто на степях грозы далекий гром…
Не скоро пан-орел свои залечит раны,
не даст спокойно спать панам варшавским страх,
лишь глянут на восток — пылает сквозь туманы
«республики рабов» непобедимый стяг…
И армии пошли к воротам Перекопа,
где Врангеля орда, как дикой ночи тень,
где виноград цветет и где в стальных окопах
враги из батарей стреляли в алый день…