Слышно: «Смилуйся, будь братом!
Детки у меня, семья!»
А за гетманом с магнатом
крики дальние звенят…
Крики, выстрелы, копыта…
«Шибче в город… там ведь дочь…»
Ворот, золотом облитый,
рвет рука с застежек прочь…
Бьет коня он снова, снова,
сердце бьется, свист в ушах…
А глаза налиты кровью,
к носу брови сдвинул страх.
Голь взяла панов в работу —
в город мчатся во всю прыть,
но железные ворота
не сумели тут закрыть…
«О пан Езус,
[32] будь над нами!..»
— «Пан, сдавайся и молись!..»
То повстанцы за панами
в замок дружно ворвались…
Песня — рана огневая,
всё в крови мое чело…
Солнце глянуло, сгорая,
и за темный лес ушло…
Песнь моя подобна ране,
звуки лейтесь, глубоки!..
Молча резали селяне,
с буйным кличем — казаки…
Там, где трупы, онемело
стены темные стоят…
В замке гетман и Ягелла
и испуганный магнат…
И пока на стены глянул
день, скрестив с врагом клинки,
молча резали — селяне
с буйным кличем — казаки.
Знали все — идут к могиле,
к цели нет конца пути…
Столько трупов навалили —
ни проехать, ни пройти.
Ныне быть хочу бояном,
одному им трудно стать…
Помоги же мне, Коммуна,
ты поэму дописать…
В крови копыта конь купает,
сквозь кровь не виден свет глазам…
«К захвату замка приступаем! —
кричит Трясило казакам. —
За мною все!» И к стенам хмурым
повстанцев бросились войска…
И вновь огонь и криков буря
прибоем к нам через века…
Горланит гетман: «Помощь, где ты?»
А в стены — гром, возмездья глас…
И не помогут вам мушкеты
унять разлив восставших масс…
В хоромах гетман. Он не знает
в отчаянье, что предпринять.
А там ворота разбивают,
трясутся окна и звенят.
Бегут… И что-то там упало…
Затих стрельбы мушкетный гул…
В руке Ягеллы с синим жалом
кинжал гадюкою мелькнул.
Ягелла к гетману: «Мой милый,
моя последняя любовь».
А на пороге — сам Трясило,
с его клинка стекает кровь…
Ягелла — гетману: «Желанный,
с тобою сладко умирать…»
«Прими гостей, любезный пан мой! —
кричит магнату так Тарас… —
Припомни, панна, розы в гае,
пастух тебе их предлагал…»
Магнат уж саблю вынимает,
но и Трясило не дремал:
«Гей, выручай, шальная доля!»
Тарас ударил, разъярен,
магната в зубы из пистоля,
и тот навеки усмирен.
«То за цветы!» Но от Ягеллы
себя тут гетман отстранил:
«Еще Украйна не сгинела!
Еще рубиться хватит сил!»
Махнул Тарас клинком, но еле
коснулся гетмана руки…
Они сошлись… и зазвенели
меж ними радостно клинки…
Глазами панна смутно бродит,
губами тихо шевелит…
Она пантерою заходит,
ударить в спину норовит…
Уже кинжал на головою…
Но тут Зарема в двери: раз!
И панна вскрикнула от боли
и на пол грянулась тотчас…
«Ну, что, проклятый, не сгинела?!
Ей жить с таким ли подлецом?»
Споткнулся гетман, на Ягеллу