Над Донцом шумит осока,
ежевикой день пропах.
Свежесть ягодного сока
у Степана на губах.
Плотный гриб в лесочке срежет,
целый день бродить готов
под завода лязг и скрежет,
под стальной напев гудков.
Что там рощица бормочет,
чистым солнцем просветлясь?..
А в глазах — Галины очи,
школа, парты, светлый класс.
Только лето это — снится,
недоступно далека
золотая ученица,
дочь соседа-кулака.
Туч насупленные брови…
Хлопец высмотрел глаза!
Но не знать ему любови
дочки сельского туза.
Всё пройдет, дождем прольется,
отшумит души гроза.
Что ж так сердце тяжко бьется
и в глазах блестит слеза?
Никогда не прикоснутся
пальцы к золоту волос.
После школы разойдутся
тропы врозь и судьбы — врозь.
Синий взор засветит строго
на прощанье, без забот.
Ей — в гимназию дорога.
А Степану — на завод.
Перемена, — смех, в азарте
школа ходит ходуном!..
Имя девичье на парте
парень вырезал ножом.
Уже, закован льдом тяжелым,
Донец заснеженный блестит…
Прошла зима, и в окна школы
весна приветливо глядит.
А там — сады кипеньем цвета
укрыты щедро по весне…
А там уже — вплывает лето
на малахитовом челне.
Приходит время расставанья
навек со школою родной.
И с ней последнего прощанья
ждет наш Степан в тоске немой.
Забвенья, славы ли дорога
ждет паренька в родной стране?
Словам прощальным педагога
он внемлет молча, как во сне.
Минуты шли чредою длинной,
как над покосами туман…
И счастьем светится Галина,
и горько хмурится Степан.
А за окном — как будто плахта,
синеет поднебесный край.
Теперь — завод, а может, шахта?
Чего там, парень, — выбирай!
Война!.. Тревога сердце студит,
и взгляд во мглу дорог шагнул…
Степан вовек не позабудет
манифестаций грозный гул,
когда кругом гремели песни,
когда чадил молебнов зов
и погребально в поднебесье
плыл перезвон колоколов.
И эшелоны, словно тени,
неслись в чужую сторону…
Они под ветра плач осенний
отца забрали на войну.
Как миллионы, оказался
жестоко ввергнутым в бои…
И за него один остался
Степан — надеждою семьи.
Ему не слушать невозбранно
веселый шум донецких вод:
подручным к слесарю Степана
определили на завод.
Ему теперь не часто лесом