Люли, ой люди, сынок мой, усни!
Был я таким же в далекие дни.
Слушал, как ветер шумит и трава.
«Мама, мамунька», — шептал я едва.
Люли, ой люли, мой милый сынок!
Месяца луч к нам забрел за порог.
Месяца блик на асфальте блестит…
То ли сверчок, то ль сирена кричит.
Нынче, мой милый сыночек, весна,
в городе ж песнь соловья не слышна,
камни да камни, куда ни взгляну…
Город, тебя и люблю и кляну!
Не оттого ль я охвачен огнем,
что зацвели тополя над Донцом,
что не услышу, о радость моя,
что не увижу их больше и я…
Люли, ой люли, мой милый сынок!
Луч на тебя загляделся в окно…
Ты ведь не знаешь борьбы огневой.
Месяц цветет над твоей головой,
нити дрожат золотого луча,
а над кроваткой — портрет Ильича…
Ручки к нему протянул ты сейчас…
Не на стене он, а в сердце у нас!
Месяц уже и поник и поблек…
Спи, мой послушный, мой милый сынок!
1925