Когда старый садовник Бенчини, при котором сажали в Сан-Донато гималайские кедры, возвращался мыслью в то счастливое время, как свидетельствовали благодарные слушатели, «красноречию и умилению его не было пределов.
Рассказывал он с пламенным восторгом о трех красавицах, сан-донатовских княгинях (об Авроре Карловне и двух ее невестках. — Л.Т.), особенно вспоминал „La bellezza dun flore“ (прекрасный цветок. — Л.Т.) — княгиню Марию и ее примирительное влияние на вспыльчивого, не всегда благоразумного князя Павла, обещавшее столько счастливых дней всем обывателям дворца; он вспоминал, как постоянно украшал комнаты княгинь цветами и как все его и надежды, и мечты рухнули, когда настал ужасный час продажи Сан-Донато!»
Что-то невероятное, недоступное человеческому разумению было в уничтожении Демидовым главной жемчужины своей короны. Здесь каждая пядь земли хранила следы шагов его предков, а каждая вещь — тепло их рук. Здесь пережил он короткое, а оттого казавшееся особенно лучезарным счастье с той единственной женщиной, забыть которую не мог и не хотел. Здесь увидел свет залог этой любви — Элим…
Так как же это могло произойти? Очень немногие, лишь единицы, возможно, знали об истинной подоплеке случившегося, о страданиях уязвленного женского сердца и его способности мстить вопреки собственному разуму, сознавая всю безнадежность содеянного…
Большинству же любопытствующих, приходивших посмотреть на осиротелые стены Сан-Донато, рассказывали легенду, весьма известную в этих местах.
«Призраки неутолимых болезней, неутешных сожалений толпятся в хоромах, над которыми грозный святитель Донато парит с высоты великолепной фрески Джотто в бывшей церкви аббатства. Смотрит он строго и мрачно…
В тонких и привлекательных чертах его лица будто выражается укоризна за святотатство, совершенное над вековым его владением, и суеверному наблюдателю кажется, что изгнанная мощь тосканского святого мстит северным пришельцам, вторгшимся в его обитель».
* * *
Однако Демидовы привыкли жить под благословенным небом Италии. Не иметь здесь пристанища было для них невозможно. Покинув Сан-Донато, Павел Павлович купил у наследников герцога Тосканского имение Пратолино в десяти верстах от Флоренции, обширное и очень запущенное. Для приведения его в порядок требовались колоссальные средства. Урал хрипел и надрывался, стараясь бесперебойно снабжать хозяина нужными суммами. А их требовалось все больше и больше. Пратолино походило на бездонную бочку.
Как писали, «деньги сыпались на затейливые переделки; за баснословные цены строился и тут же перестраивался подъезд, воздвигалась гигантских размеров лестница; для ускорения работа шла ночью».