— Конечно, заберу, — отозвался он. — Заеду к вам по пути домой. По дороге мы с ним поужинаем вместе.
— Ты вечно его куда-то возишь…
— Лучше поужинать в ресторане, чем травить ребенка моей стряпней. К тому же, помнится, в холодильнике у меня хоть шаром покати.
— Ты говоришь, словно работающая мать.
«Много ты знаешь о работающих матерях…» — начал мысленно Крейг, но тут же оборвал себя. Хватит! Им больше нечего делить.
— Я буду у вас где-то через полчаса. Собери его вещи, ладно?
— Хорошо. Спасибо, Крейг. На выходные он останется с тобой?
— Конечно. Я знаю, чем его занять…
— Но учти, в воскресенье утром я его заберу. Я обещала съездить с ним к родителям.
«Как мило, — саркастически подумал Крейг. — И уже не в первый раз». Почему Моника старается разлучить его с сыном? Мстит? Или это просто невнимательность, нечуткость? Может быть, и он, не сознавая этого, делает то же самое?
— Хорошо, — со вздохом ответил он. — Скоро увидимся.
После развода Моника осталась в уэстонском доме — свадебном подарке ее родителей. Дом был ультрасовременным — весь из стекла и бетона. Крейг ни за что бы не согласился жить в таком месте, но Моника чувствовала себя в нем как рыба в воде. Не реже двух раз в неделю она устраивала приемы, а в остальные вечера приглашала подруг и соседей на чай или на партию в бридж.
Однажды, устав от присутствия посторонних, Крейг спросил напрямую, зачем Моника превращает дом в постоялый двор. Она ответила, что только на людях чувствует себя по-настоящему живой. И впервые Крейг понял, что это так и есть. При гостях Моника оживлялась, наедине с мужем потухала, становилась вялой и безразличной ко всему на свете, уныло бродила по дому, словно неприкаянное привидение, не в силах ни читать, ни даже смотреть телевизор. Тогда-то его угасающая любовь сменилась недоумением и жалостью. Затем на смену жалости пришло раздражение — и все пошло прахом.
Сгустились сумерки. Дом сиял приветливыми огнями, и на крыльце Крейг издали разглядел худенькую фигурку Майкла. Но, подъехав ближе, он услышал резкий голос Моники:
— Ради Бога, Майкл, закрой наконец дверь! Ты выстудишь весь дом!
— Папа приехал, — не оборачиваясь, тихо ответил мальчик.
Крейг вышел из машины и медленно поднялся по ступенькам. Как всегда, она чем-то недовольна, думал он. И никто не виноват, и ничего не изменишь. Он потрепал сына по плечу и вошел вместе с ним в дом, тщательно прикрыв дверь. По лестнице зацокали каблучки Моники, и Крейгу сразу вспомнилась Присцилла Ларсон. Впрочем, элегантное черное платье для коктейля, в котором появилась Моника, ничем не напоминало шмелиный наряд Присциллы. «Интересно, с кем она идет?» — подумал Крейг и тут же отбросил эту мысль — вокруг Моники всегда вьется достаточно поклонников.