— Не могу, — произнесла она наконец. — Придется снимать через голову. Господи, я ведь его просто не подниму!
— Я ухожу, — заявил Крейг.
Присцилла погрозила ему пальцем.
— Как не стыдно трусить! Что вы, никогда полуодетых женщин не видели? Неужели вы меня боитесь?
— Что за чушь!
— Правда? Прекрасно. Тогда помогите мне выбраться из этого чертова платья, пока я не проделала в нем дыру этими идиотскими остроносыми туфлями!
— Может быть, лучше сначала снять туфли?
Приподняв юбки, Присцилла с грустью окинула взором свои сверкающие туфельки, а затем, как современная Золушка, подняла изящную ногу.
— Хорошо, — сказала она со вздохом и, сбросив туфли, отшвырнула их ногой под кровать. — А теперь вы избавите меня от юбок? Честное слово, Крейг, это не так легко, как кажется.
Крейг попытался приподнять платье — и скептицизм на его лице сменился искренним удивлением. Пышное платье весило, кажется, килограммов пятнадцать: чтобы приподнять его, не касаясь при этом обнаженного тела Присциллы, Крейгу понадобились немалая сила и ловкость. Наконец он стащил платье с Присциллы через голову и хотел положить его на кровать.
— Нет, нет, не сюда, — запротестовала Присцилла. — На вешалку, пожалуйста. Самой мне едва ли хватит сил, и я не хочу, чтобы хозяин морщился и выговаривал мне за измятые кружева.
Присцилла, стоящая в одном лифчике и кринолине из китового уса, возможно, выглядела смешно, но лицо Крейга оставалось бесстрастным, как всегда. Саму же ее наполняла пьянящая радость. Крейг не хотел подниматься наверх; может быть, после сегодняшнего вечера он вообще оставил мысль о связи с ней. Однако пока он подчинялся ее плану. Что будет дальше, Присцилла не знала, но ожидание наполняло ее сладким волнением.
Перед ней стоял отнюдь не обычный мужчина. Присцилла чувствовала, как растет его желание; однако он остается спокоен, великолепно владея собой. Часто ли встречаются на свете мужчины с подобной выдержкой? До сих пор Присцилле не встречался ни один. И уже то, что рядом с ней в спальне такой необыкновенный человек, заставляло Присциллу трепетать от ответного желания.
Присцилла давно смирилась с тем, что ей не дано наслаждаться страстью без всяких запретов и ограничений. Ее сексуальное влечение, скованное и подавленное, дремало где-то в глубине ее существа. Присцилла огорчалась, считая себя холодной, чуть ли не фригидной, и утешалась лишь эротическими фантазиями, в которых бесстыдно соблазняла мужчин. Может быть, ее вызывающие наряды тоже были связаны с этим комплексом — она желала привлекать взоры мужчин хотя бы таким эксцентричным способом.