– Не совсем так. Твои усилия достойны похвалы.
– Я стремился к ясности, но в результате мои отношения с женой стали совершенно мутными.
– Возьми этот свиток. С его помощью ты сумеешь рассеять непонимание, разделяющее людей.
Он протянул мне пергамент, на котором было начертано: «Отныне Чарльзу Брентону дарована способность проникать сквозь мембрану, отделяющую разум одного человека от другого».
Подпись была неразборчивой, но от этих черных букв так и веяло божественной силой.
Я зажал свиток в руке и почувствовал, как знание и уверенность наполняют меня.
Вдруг пергамент стал стремительно уменьшаться, затем вспорхнул с ладони и каким-то образом оказался внутри моей головы. От этого моя вера в собственные силы лишь возросла.
– Ты знаешь, что делать дальше? – спросил бог.
– Знаю, – ответил я.
– И ничего не хочешь обсудить со мной?
– Нет, спасибо. Я все понял и хочу начать немедленно.
– Что ж, тогда прощай.
Я действительно осознал в одно мгновение, что должен делать. Видит Бог, я много об этом думал. Мир полон непонимания. Армии, обманутые своими генералами и правительствами, сражаются в пороховом дыму. Гибнут ни в чем не повинные женщины и дети. Диктаторы и террористы остаются безнаказанными.
Нужно срочно прекратить это безобразие и разобраться с другими международными делами.
Но и у нас в Америке хватает проблем. Необходимо о многом поговорить с президентом. Я знаю, как добиться встречи с ним и убедить его в своей правоте. Пергамент в голове придает мне сил и решимости.
Работы предстоит много, и нельзя терять ни минуты.
Но сначала стоит навести порядок в собственной жизни.
Я вновь очутился в своем кабинете, но был теперь невесомым как перышко. Открыл окно и полетел над городом на запад, туда, где жила моя жена. Далеко внизу виднелись освещенные улицы и темное пятно Центрального парка. Я повернул в сторону жилых районов, пролетел несколько кварталов и снова направился на запад. Наконец впереди показался дом Майры. Когда-то он был и моим домом.
Я влетел в знакомое окно и, словно ветер, пронесся по всей квартире. Жена лежала в кровати. Она спала. Одна. Я остановился на мгновение и полюбовался ее красотой. Затем, пользуясь тем, что понял из объяснений Аримана, проник в ее разум.
Мембрана попыталась отбросить меня. Сначала я даже испугался, что пергамент не действует и из моей затеи ничего не выйдет. Но тут я разделился на миллиарды мельчайших частиц – электронов или ионов, я в этом слабо разбираюсь, – и медленно просочился сквозь барьер.
А затем снова собрался в единое целое.
Теперь я находился в длинном извилистом коридоре. Вдоль стен стояли стеллажи, хранящие жизненные правила Майры: установки, которые она сама себе дала, ее взгляды, суждения и оценки. Большую их часть моя жена приобрела еще в детстве, и с тех пор они ничуть не изменились.