Он не знал, почему он решил стрелять. Публики не было. Чтобы выставиться. Он был абсолютно один. Но тем лучше. Он не знал, что она здесь делает. Но знал, что акулы тонут и иногда, как говорят, отдыхают на дне, но считается, что акулы такого размера обитают только на большой глубине. Не так ли? Он не мог даже опознать вид акулы. Он увидел ее рыло, когда осторожно проплыл несколько ярдов, и не заметил усиков, значит, это не акула-нянька, да они и не бывают такими большими. У нее не было характерных для тигровой акулы точек, да и тигровые акулы не бывают таких размеров, не так ли? Она была минимум в три раза длиннее его, даже больше. Может быть, в четыре раза. Может, еще больше. Сколько это будет? Три его тела — это около семнадцати футов. Четыре длины — это около двадцати трех футов. Хвост почти полностью скрывался под особенно длинным выступом, так что он не мог увидеть, какой он формы, не серповидный ли, как у белой акулы или мако, но белая акула — настоящий «людоед» — единственная, о которой он знал, что она достигает таких размеров. По цвету она была красновато-коричневая, и огромный спинной плавник, как чертов парус, был виден из-под навеса лишь на две трети. Как это чертово чудище ухитрилось так туда втиснуться? Все это вихрем пронеслось у него в мозгу за несколько секунд, пока он готовился к выстрелу.
Он не знал, почему он хочет ее застрелить, почему он должен стрелять в нее. Но он знал, что хочет, и знал, что все-таки должен. Он не считал, что убьет ее. Когда она так лежала под навесом, он не рассчитывал на настоящий выстрел в мозг. Но если он выстрелит так, что стрела пройдет сквозь рот, то она не сумеет атаковать его. Наверное, не сумеет. Из предосторожности он медленно и плавно достал нож из ножен на ноге и обрезал крепкий линь, крепивший стрелу к ружью. Затем, держа нож в левой руке, он медленно поплыл к ней.
Чудище все это время, пока он был там, скажем, десять-двенадцать секунд, не двигалось. Затем он отплыл на несколько ярдов в сторону, чтобы подойти к ней с хвоста (который он до сих пор не рассмотрел), и медленно поплыл вдоль нее, пока не увидел жаберные створы. Теперь он удостоверился, что она была минимум в четыре раза длиннее его. Он начал медленно и очень осторожно менять свою позицию так, чтобы быть ногами к акуле. Почти с самого песчаного дна, стараясь попасть в мозг, он прицелился акуле в жабры. Когда он спустил крючок и почувствовал отдачу ружья, то тут же начал изо всех сил отплывать назад над самым дном.
И хорошо, что он так поступил. Акула вылетела из-под навеса, сломав его, как снаряд. Было ощущение, будто что-то взорвалось. Обломки кораллов медленно поплыли в воде, точно так же, как при обычном взрыве, только медленнее, а потом взметнулось облако песка. Острые кусочки кораллов ударили в грудь, руки, ноги, но Грант плыл до тех пор, пока хоть голова не вышла из этого облака. Акула, чье рыло пряталось в одном из маленьких выходов из кораллового кольца, проплыла, прорвалась сквозь него, и теперь Грант видел, как она, бешено извиваясь, исчезла в море, в зеленом тумане. Стрела, кажется, все углублялась и углублялась в тело, пока полностью не исчезла в жабрах. Наконечник определенно должен был, пройдя полость рта, выйти где-то в верхней части головы. И хотя это не был смертельный выстрел (ужасно неудобная была у него позиция для стрельбы), акуле не скоро удастся снова поесть. Чертовски здорово, что он обрезал линь! Его охватило чувство крайнего удовлетворения, которое он редко в жизни испытывал и не мог бы объяснить, сравнить его можно было лишь с тем вполне понятным чувством, которое испытываешь с женщиной в постели. Грант выплыл из песчаного облака и осмотрел себя. Его поцарапало, но небольших порезов было всего лишь четыре-пять. Вся рыба около рифа неожиданно исчезла. Как будто колоссальный электрический заряд пронизал риф и все оттуда вымел. У Гранта, наконец-то, появилась возможность оглядеться, и справа от себя, к югу, он увидел в сорока ярдах от себя Мо Орлоффски, который отчаянно жестикулировал.