— Ты уверен, что сознаешь, что делаешь? — спросил Бен.
И он предпринял попытку, долго и мучительно подбирая слова, рассказать о том годе, который он прожил без Ирмы вскоре после их женитьбы. Как все это невнятно и бессвязно, думал Грант в кристальной чистоте сознания, которое иногда возникает в состоянии полного опьянения. Суть всего этого бесконечного и беспорядочного рассказа заключалась в том, что Бен, изучив все и проанализировав, пришел к выводу: причиной того, что у них произошло с Ирмой, был страх, он испугался брака и его последствий, пришел в ужас, осознав всю ответственность брака, и теперь он думает, не в этом ли проблемы и Гранта. Ход его размышлений был настолько далек от истины, что Грант едва не расхохотался, а потом неожиданно обнаружил, что рассказывает Бену все, вот что невероятно. Он всегда считал, что никому не расскажет о флирте с Джимом Гройнтоном («Но Лаки флиртует со всеми, — перебил Бен, — это ее натура, ее стиль, он ничего не значит»), о предложении Джима Гройнтона в Морантс («Иисусе, да ведь все, каждый дурак делает предложение Лаки!» — сказал Бен), о предложении Джима Гройнтона выйти за него, о котором она ему рассказала («Но она же отказалась, так?» — сказал Бен), и наконец, о том жутком, ужасном «ужине со спагетти», когда она его не разбудила, это непостижимо, но она не разбудила его. Она должна была наставить ему рога. Хотя она заявляет, говорит, кричит, что нет, не должна и не сделала.
(«И где же ты был, дружище Бен, старикашечка, со всеми своими обещаниями помочь?» — «Прости, — сказал Бен, — не надо было нам уезжать, но мы не знали».)
Ну, все это так, пустяки. А что не пустяки? Все это просто дерьмо собачье. Нет, он все-таки считает, что она должна была наставить ему рога. Просто должна была.
— Ну, может, и нет? — сказал Бен. — Ты об этом думал? Может, она правду говорит?
— Конечно, — ответил Грант. — И ты думаешь, что она сказала бы, если это произошло? Дерьмо все это, парень.
Бен помолчал.
— Ну, знаешь, я не знаю ничего обо всех тех мужчинах, с которыми спала Ирма, пока меня год не было, — сказал он наконец. — И я не спрашиваю.
— Кончай! Это не то же самое. Вообще другое! Я же был там! Спал прямо там!
— Знаешь, я как-то хотел написать книгу о том времени, роман, понимаешь, обо мне и об Ирме, — задумчиво сказал Бен.
Грант недоверчиво уставился на него, а потом хихикнул.
— А почему не пьесу? Сделай пьесу. Мы бы тогда сотрудничали.
Глаза у Бена вспыхнули.
— Потрясно! Это мысль! Ты честно говоришь? — Потом он вспомнил о своей серьезной роли. — Ладно сейчас мы говорим о Лаки.