— Если бы ты был на тридцать лет моложе, тебе было бы двенадцать, — ответил Грант.
— Ладно, тогда двадцать, — сказал Артур.
— У нее есть класс. Такой класс, — в замешательстве сказал Пол Гибсон, — какого нет у многих девушек этого города.
— Стиль, — сказал привередливый Даррел Вуд, — вот что вы имеете в виду. Стиль.
Дон Селт, все еще пытающийся вести мяч по кромке поля, не переступая границы, тяжело хмурился.
— Она совсем не так выглядит, насколько я помню. Сейчас она выглядит более зрелой. Вот именно. Более зрелой.
Грант злобно усмехнулся ему.
— Это потому, что она встретила меня.
В любом случае, все они думали, что Грант должен на этот раз гордиться, и в то же время какой-то любопытный деликатный инстинкт подсказал им воздержаться от шуток в его адрес по поводу новой девушки, чего от них можно было ожидать, и что они всегда делали в прошлом. Это была наилучшая реакция, о которой Грант мог мечтать.
Лючия (он все чаще называл ее Лючией, как Харви Миллер, как будто Лаки было слишком грубым и слишком нью-йоркским прозвищем того, что он чувствовал по отношению к ней), Лючия рассказала ему о платье, ее платье, почти сразу после этого, когда они шли от Ратацци по грязным тротуарам и мокрой Сорок восьмой улицы к Парку.
— Ты была удивительной! — сказал он.
Она засмеялась с каким-то диким сверкающим взглядом.
— Ну, неправда, — скромно сказала она. — Но я должна была принять серьезное решение. Зная, как все эти стукачи-мерзавцы…
— Эй, погоди! Они не стукачи-мерзавцы!..
— Конечно, нет, — мимоходом, как бы в скобках, сказала она, — неужели ты думаешь, я этого не знаю? Зная, что все эти мерзавцы-стукачи, которые приезжают в город, когда их жены остаются в графстве Вестчестер, думают о простых нью-йоркских девушках, я решила, что оденусь лучше. Беда в том, что у меня только два классных платья. И одно из них без рукавов: голые подмышки! Но второе слегка старовато и слегка выцвело под мышками. Ну, я решила надеть платье без рукавов и не поднимать рук. И когда я увидела эту шайку, я поняла, что была права.
Грант слушал, сначала восхитившись историей, а затем испугавшись того направления, в котором она развивалась.
— О нет! В этом ничего такого не было, — проворчал он. — Они совсем не такие! Они все о тебе знают и знают, что я о тебе думаю, я уже несколько недель хвастаюсь.
— Пусть так, но что за чертовщина заставлять девушку пройти через все это?
— Но это не так, не так! Я клянусь, не так!
— Все равно, я сделала это ради тебя.
— Нет! Пожалуйста! Все равно, ты была такой великолепной, что, я думаю, никто просто не увидел твоего платья.