— Да, времени прошло немало, — сухо ответила Николь. Она не забыла, как унизила ее эта женщина. — С того вечера в Кэслтоне прошло четыре года. Надеюсь, вы не забыли?
Маркиза в тот памятный вечер буквально смешала Николь с грязью в присутствии по крайней мере дюжины гостей, заявив, что общество должно от нее отвернуться, зная, что Николь слышит каждое ее слово. Но сейчас она улыбалась.
— Ах, приходится бывать то в одном месте, то в другом, — вздохнула маркиза. Затем поднесла к глазам лорнет, чтобы рассмотреть костюм Николь. — Да, — заявила она, кивая, — теперь я понимаю, почему герцогу так понравился ваш костюм. Прошу вас, когда окажетесь поблизости от Хейзелвуда, зайдите к нам и передайте от меня поклоны графу и графине.
И, дружески похлопав Николь по руке, она удалилась.
Николь пришла в ярость. Маркиза пригласила ее в Хейзелвуд только потому, что о ней одобрительно отозвался герцог. В противном случае здесь мог бы разразиться скандал из-за ее костюма.
Николь выпила еще бокал шампанского, походила по залу, надеясь наткнуться на герцога.
— Вид у вас невеселый, леди Шелтон, — услышала она у себя за спиной его голос.
Николь повернулась к нему так резко, что пролила шампанское. Ее груди под шелковой блузкой коснулись его руки. Она покраснела, попятилась и опять пролила шампанское.
Он взял у нее бокал. Их руки соприкоснулись.
— Позвольте наполнить ваш бокал, — проговорил герцог. Слуга возник из-за его спины с подносом, на котором стояли высокие узкие бокалы. Герцог взял один для себя, а второй протянул ей. — Почему вы сердитесь?
— Я не то чтобы сержусь, — осторожно сказала она. Вблизи он производил еще более сильное впечатление. Она вдруг поняла, что смотрит на его губы. Интересно, как он целуется? Николь пришла в ужас: Боже, о чем она думает!
— Теперь-то вы, конечно, не сердитесь, — сказал он, скользнув по ней взглядом.
Было в его голосе что-то возбуждающее, интимное. Соски у Николь затвердели, словно от его прикосновения.
— Не сержусь, — еле слышно проговорила она.
— Прекрасно. Мне бы не хотелось, чтобы вы на меня сердились. По крайней мере не теперь, когда мы только что познакомились.
В его словах был скрытый смысл. Почему у него такое невозмутимое, непроницаемое выражение лица? О чем он думает, почему обратил на нее внимание?
— Я просто не могу на вас сердиться, — услышала она собственные слова. Николь вспыхнула, потому что говорила, как жеманная барышня, а жеманных барышень она не выносила.
— Но если бы вы и сердились, что вам присуще, это лишь возбуждало бы.
Она не нашлась что ответить, потому что не понимала, к чему он клонит.