— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — грубо приказал он и, схватив ее за бедра, резко развернул к себе.
Дыхание его было тяжелым, он был в такой ярости, что Мишель захотелось плакать. Происходило что-то ужасное, а спрятаться от этого ей было некуда.
Стараясь говорить как можно спокойнее, она спросила:
— Филипп, что с тобой? Что ты задумал? Я вижу, тебя что-то мучит. В чем дело?
Она встретила его сосредоточенный на какой-то мысли взгляд и постаралась не показать виду, что встревожена и попросту боится его.
— Мы были счастливы здесь, ты не станешь этого отрицать. Но порой ты как будто отдалялся и смотрел на меня… с отвращением. Я хочу знать почему?
Он бросил на нее пронзительный взгляд.
— Когда мы поженились, я думал, что смогу создать тебе такую жизнь, чтобы ты чувствовала себя довольной… и даже счастливой. Но после первых же дней, проведенных вместе, мне стало беспощадно ясно, что у меня ничего не получается. Ты не подпускала меня к себе, я вызывал у тебя отвращение… Так прошло два года, мы все время отдалялись и отдалялись друг от друга. Потом ты и вовсе покинула меня, чтобы появиться через год совсем другой: раскованной, сексуальной… Кто был твоим учителем? — Тон его голоса стал угрожающе-мрачным. — Меня ты лишила такой привилегии.
От изумления Мишель потеряла дар речи, лицо ее зарделось. Как только он посмел думать так о ней, да еще предъявить в качестве обвинения?! Она подняла глаза к небу. Восходящее солнце пробивалось сквозь туман, и под его лучами оживали краски сада, засеребрились верхушки эвкалиптов, покачивающиеся под легким бризом. Но здесь, в домике, еще царила мгла, и лицо Филиппа неожиданно показалось ей чужим. Крупная дрожь пробежала по ее телу.
— Тебе холодно? Или я действую тебе на нервы? — сухо спросил Филипп.
— Нет, мне не холодно. Меня трясет от гнева, — тихо ответила Мишель ровным голосом. — Как ты посмел так думать обо мне после всего, что было между нами? Я не распутница! Единственный мужчина, с кем я занималась любовью, это ты! — Голос ее резко повысился к концу фразы, ее бросило в жар, хотя утренняя прохлада еще не сменилась дневной жарой и на ней были только короткие шорты из легкой материи и тоненькая майка. Над вздернутой верхней губой выступили капельки пота.
Судя по выражению его лица, слова Мишель не произвели на Филиппа никакого впечатления. Похоже, он твердо верит, что, бросив его, она пустилась в разгульную жизнь. Значит ли это, что он ревнует? Смешно! Филипп не может ревновать. Допустить мысль, что ее муж в действительности любит ее, означает пойти на риск, чреватый глубоким разочарованием, которое она вряд ли переживет.