— А как же она исчезла со станции? — нетерпеливо спросил Шатеркин, почувствовав, что его раздражает суетливая радость этого человека.
— Очень просто, товарищ капитан, — сделав неопределенный жест руками, начал заведующий. — Недели две тому назад, если мне память не изменяет, прихожу я утром на станцию и гляжу: боже мои! Восьмерочки нашей нет. Туда-сюда — нет. Как корова языком слизнула.
— Ну а дальше?
— Да ведь что дальше? Может, украл кто, а может, и волной с причала сорвало и унесло. Всяко бывает, товарищ капитан, река капризна… Так что большое вам спасибо, товарищ капитан, от лица спасательной службы.
— Пожалуйста, — с иронией бросил Шатеркин.
Домой он пришел усталый, голодный. «Итак, значит, пока ничего особенного, если не считать гильзы… А возле Дома пионеров были, кажется, те самые мальчишки, с которыми я уже сегодня встречался. Что-то очень быстро они прикатили с рыбалки…»— подумал Шатеркин, прикрывая за собой дверь. Марфа Алексеевна, взглянув на сына, покачала головой и, не сказав ничего, ушла на кухню. Риф с радостью кинулся на грудь хозяина, торопливо обнюхал его, заглянул преданно в глаза и, облизав его горячую руку, отошел к дивану. Пока мать накрывала на стол, Шатеркин просматривал газеты.
— Что, Коля, двойку, что ли, поставили? — сочувственно спросила она, зная, что сын с утра должен был сдавать зачет в институте.
Шатеркин отложил газету, поглядел на мать.
— Зачет я сегодня не сдавал.
— Не сдавал, говоришь?
— Вызвали на происшествие. Прямо из кабинета профессора…
— Вон что… — Марфа Алексеевна будто хотела что-то еще спросить, но не спросила. Она знала, что Николай все равно ничего больше не скажет, и давно привыкла к этому.
Шатеркин принялся за еду. К столу подошел Риф, уселся поудобней против хозяина и положил на край стола свою большую красивую морду. На другом конце, ближе к Шатеркину, на самой столешнице воссел пестрый мохнатый кот Тишка. Так было всегда: и утром во время завтрака, и днем во время обеда, и глубокой ночью, когда Николай возвращался с работы и садился пить чай. Каждый из них по-своему ждал этого торжественного момента: Риф — с благородной радостью, что ему представляется возможность побыть так близко со своим учителем, Тишка — с намерением полакомиться, потому что каждый раз ему доставался сладкий и сытный кусочек.
Умными и строгими глазами Риф поглядел на Шатеркина и как будто понял его настроение, потом сердито покосился на Тишку, который, облизываясь, поглядывал хозяину то в рот, то в ложку. Если бы Риф мог говорить, он, наверно, сказал бы, с презрением глядя в хищные зеленые глаза кота: «Эх, Тишка, Тишка, не друг ты, а бессовестный и жадный лизоблюд. Разве тебе понять, почему наш хозяин так невесел сегодня. И знаешь ли ты, старый плут, что мы уже с ним сегодня побывали на деле? Тишка, Тишка, ты просто ленивый и бестолковый кот…»