Уходя из архива Шатеркин решил забежать в парикмахерскую и повидаться с Тагильцевым.
Капитан встретил его у самой двери.
— Здравия желаю, товарищ капитан! — с сержантским темпераментом отрапортовал Тагильцев и отступил в сторону, чтобы пропустить гостя. — А я к вам собрался…
Шатеркин был несколько удивлен, когда заметил, что в парикмахерской, кроме Тагильцева, никого не было.
— У вас сегодня рабочий день без клиентов?
— Что вы! У нас всегда народ, без дела сидеть не приходится… А сейчас в нашей цирюльне обеденный перерыв, как и на всех порядочных предприятиях.
— Тогда мы здесь и поговорим, — сказал Шатеркин, глазами отыскивая подходящее для сидения место.
— Это еще лучше… — Тагильцев легко подхватил тяжелое парикмахерское кресло и поставил его подле Шатеркина. — Садитесь.
Они сели. Тагильцев никак не мог побороть смущения, видимо, оттого, что он не ожидал прихода капитана. Он достал папироску, помял ее, посорил табаком и закурил.
— Есть один вопрос, товарищ капитан, можно? — наконец спросил он, отогнав от себя рукой облачко синеватого дыма. — Правда, что самоубийством покончил Керженеков, или кто-то убил его?
— А как вы думаете?
— Я?.. — Тагильцев торопливо затянулся, порывисто и возбужденно заговорил. — Не такой он был человек, чтобы ни с того ни с сего — бах себе в голову и лапки кверху… Я целую ночь не спал, все думал… Нет причины, не мог он сам застрелиться, он так любил жизнь — из гроба бы в одном нижнем белье удрал, уж я-то его хорошо знаю… Да ведь он перед самым отъездом ко мне заходил. Я думаю, его кто-то подкараулили того… — закончил Тагильцев, и голос его заметно дрогнул.
— Но если вы сами пришли к мысли, что Керженеков кем-то убит, тогда, вероятно, вы думали и над тем, кто же его убийца? — спросил Шатеркин, внимательно следя за выражением лица парикмахера.
— Думал, и очень серьезно думал, товарищ капитан… — Тагильцев подвинул к себе пепельницу, сбил в нее палочку пепла с папироски. — Убить мог такой человек, который ненавидел его, или такой, который знал, что при нем есть большие деньги, ценности. Вот я лично как думаю.
— Допустим, что это так и есть.
— Да-а, но вот ценностей-то у него никогда не было, не замечал я этого… И врагов опять же не было.
— Но у вас могут быть какие-нибудь подозрения.
— Подозрения, говорите?.. — Тагильцев умолк, сутулясь, наклонил голову; на высокий покатый лоб упал черный клок волос и кинул на глаза тень. — Подозрения могут быть всякие… И ошибиться ведь можно.