Военная весна 1945 года. Капитан вспомнил Вену. Тогда она только что оделась зеленью и цветами. На рабочих окраинах еще поднимался дым заводских пожаров, но он не мешал пробуждению весны, не мог закрыть теплого ласкового сияния солнца. Большой город в торжестве и веселье встречал победу над фашистами. Прямо на улицах города звучали нежные мелодии Штрауса. В пестром и шумном людском потоке, среди светлых майских костюмов и легких, как дымка, платьев девушек мелькали грубые фронтовые гимнастерки советских солдат, принесших освобождение и мир в измученный город. Возле каждого русского солдата — толпа, хоровод девушек-вёнок. Солдат обнимают и целуют, как братьев, украшают цветами пропахшие дымом пилотки пехотинцев, тяжелые шлемы танкистов. Цветы — всюду, их великое море: розовых, белых, как первый снег, голубых, как небесная лазурь.
И вдруг вечером в разгар веселья младшего следователя военной прокуратуры лейтенанта Шатеркина отыскал дежурный офицер и, отозвав в сторону, тихо и торопливо сказал: «Лейтенант Шатеркин, вас ждут в штабе вместе с вашим Тайфуном. Сейчас же берите машину и езжайте…»
Получив в штабе необходимые указания, Шатеркин и дежурный офицер, усадив в машину Тайфуна, выехали на происшествие. Автомобиль летел глухими безлюдными улицами, темными переулками. С обеих сторон громоздились хмурые, неосвещенные здания рабочих кварталов, безжалостно исклеванных американскими бомбами. Отсюда начинался район крупных промышленных предприятий австрийской столицы — Флорисдорф.
В свете фар появился солдатский патруль, машина резко свернула в переулок и остановилась в подъезде большого серого дома.
— Вот и приехали, — выпрыгнув из машины, сказал офицер. — А теперь нам как-то надо сюда пробраться…
Свет не горел во всем здании. Офицер осветил электрическим фонарем тяжелую дверь в тусклой медной оправе, и они вошли в пустынный вестибюль. Здесь — всюду мешки с песком и опилками, разбитые ящики, упаковочная стружка, битое стекло и другой хлам, натасканный фашистами еще в дни подготовки города к обороне. Из вестибюля они прошли в зал с высоким голубым сводом, подпертым дорическими колоннами, поднялись по узкой винтовой лестнице и скоро оказались в богато обставленном кабинете. Трепетный свет сальных свечей, неизвестно как попавших сюда, чуть-чуть озарял мрачные стены, большой письменный стол, заваленный бумагами, громоздкую старинную мебель. Шатеркин засветил фонарь. На тяжелом китайском ковре, возле стальной несгораемой кассы, искусно заделанной в стену, лежал человек с пробитой навылет грудью. Касса была вскрыта автогенным аппаратом и ограблена.