— Бочкин, ты сам должен для себя определить, что ты должен делать. Пусть тебе совесть подскажет. Только смелость для этого нужна.
— Э… Дайте хоть привыкнуть. Получается, если что не по совести и не по правде — то мочить можно?
— Да! Мочить, уничтожать и изводить каленым железом. Но пойми самое главное. Ты не принадлежишь себе. Ты служишь своей совести и Долгу. В этом твоя сила. Мы все умрем. Но есть для тебя разница, что ты увидишь перед самой смертью, когда оглянешься на свою прошедшую жизнь? Зря ты прожил эту жизнь или нет? Ведь родился ты ради чего-то большего.
Кирильцев подошел к оторопевшему Бочкину:
— Ты теперь с нами, брат?
— Да ради такого я хоть с кем!!! — резюмировал свои выводы Бочкин.
Кирильцев обнял его крепко и горячо. Бочкин отстранил от себя Женю:
— Пошли правду делать. Хватит трепаться.
Попов с интересом наблюдал за процедурой обращения нового адепта служения Долгу.
— Бочкин, ты в курсе, что накопитель под наблюдением?
— Чего?
— У нас на территории группа работала, которая собирала информацию о центре. Помнишь, вчера ты одного в бараке с балластом штыком запорол?
— Вот гад! Если бы знал, то его вообще на лапшу китайскую завитками порезал бы.
— Молоток, брат! Ты уже все понял.
Бочкин просиял и зарделся румянцем, как гимназистка от пикантного комплимента.
— Тут вопрос сложнее. То, что они собирали информацию про отъезжающие колонны, — это мне понятно. А вот зачем им дали задание режим охраны накопителя изучить — это мне не совсем понятно и вызывает серьезные подозрения.
— Эх, зря я того урода заколол, — в сердцах стукнул кулаком по столу Бочкин. — И зря я еще того второго добил на куче с трупами.
— Бочкин, материал есть. В подвале вчера тощего закрыли. Пойдем поспрошаем.
— Ага, — радостно оживился Бочкин.
Разбирательства четверки служителей Долгу были совсем короткими. Они выволокли тощего вертлявого типа, закоченевшего до синевы и дрожи во всех членах. Недолго думая они повели его к тайнику с рацией. Тайник оказался в силовой будке под вышкой сотовой связи на территории накопителя. Антенна была выведена непосредственно на мачту вышки, а сама рация оказалась стационарной милицейской «моторолой», возможно перепрограммированной. Иваницкий сильно выкрутил ухо заойкавшему тощему и спросил:
— Слышь, болезный, когда у тебя сеанс связи с твоим Пистоном?
У тощего тряслись руки и звонко клацали зубы — даже на теплом весеннем солнце он еще не успел согреться.
— В десять должен был быть. Но мы его пропустили. Еще резервный сеанс связи в тринадцать часов, а потом только в шестнадцать. Есть еще вечером, в двадцать два ноль-ноль, но это бесполезно, они тогда уже все пьяные или под кайфом.