Но обиды я не то что не высказал, даже глазом не моргнул в ответ на его реплику: Терехин таких дел на дух не выносит. Я только коротко ответил:
— Я был осторожен.
— И?..
— Пусто. Да вы ж сами смотрели.
— Я-то смотрел, — проворчал он. — Какие-нибудь необычные детали?
— Ничего подозрительного. Все, как обычно. К тому же ночью гроза была, вы же знаете. Так что следы… — Я пожал плечами и добавил: — Надо ждать собаку, товарищ майор.
— Собаку. Я сам ее жду, собаку. Как любимую барышню. Долго ждут, да больно бьют…
Терехин ожесточенно сплюнул, не глядя на меня:
— Слушай, сынок, а ты выяснил, что он тут делал?
— Кто? — не понял я его. — Убитый?
— Да нет, старикан твой, который труп обнаружил.
— А-а, Бутурлин… Понимаете, товарищ майор, он бежал.
— От кого?
— Ни от кого. Он джоггингом занимается.
— Чем-чем? — Он повернулся ко мне неуловимо быстрым движением.
Я мысленно себя обматерил. Лучше его сейчас не раздражать. Дело в том, что Терехин терпеть не может, когда в разговоре употребляют всякие новомодные, особенно американские словечки и выражения. Хотя готов поставить на кон свою месячную зарплату: он прекрасно знает, что такое джоггинг.
— Ну, то есть он бегает трусцой, товарищ майор, — сказал я. — Он пенсионер и на здоровье слегка зациклился. Встает ни свет ни заря каждое утро и делает пробежку… Всегда по одному и тому же маршруту. В том числе через этот овраг и обратно.
— Это он тебе сказал?
— Нет. Я и раньше это знал.
Он что-то невнятно пробурчал себе под нос. Я терпеливо ждал новых вопросов.
— Он тебе домой позвонил?
— Да.
— Тебе, а не дежурному? Почему?
— Он меня хорошо знает.
— Откуда он звонил?
Я указал рукой в сторону видневшегося неподалеку дома под зеленой крышей:
— Вон оттуда, от Скоковых. Они хорошо знакомы. Сразу же после его звонка я позвонил дежурному, а сам сюда поехал.
Терехин помолчал. Потом спросил с эдакой ленцой в голосе, которая могла обмануть кого угодно, но только не меня:
— А где этот твой Бутурлин сейчас, сынок?
Вопрос явно не предвещал ничего хорошего.
— Я его подробно опросил и… и отпустил, товарищ майор, — сказал я. — Временно.
— Ишь ты… Отпустил, значит?
— Я не хотел его здесь держать, товарищ майор, — попытался объяснить я. — Но Николай Сергеич, то есть Бутурлин…
— Ты мне уже говорил, как его зовут, — в голосе Терехина послышались стальные нотки. Волкодав — он и есть Волкодав.
— Бутурлин одет был легко, а утро прохладное после дождя… И вообще, он человек старый…
— Хм, старый, — неодобрительно буркнул Терехин. — А я по-твоему, что, молодой?..
Я промолчал.
— Мда-а-а… — протянул он. — Ну, ты даешь, сынок. Надо же, вместо того чтобы придержать единственного свидетеля, он его спокойненько отпускает. Из милосердия. Ты что — мать Тереза? Может, у тебя в машине печка не работает, или бензина стало жалко? Так я тебе денег одолжу. На бензин. Получается, вместо того чтобы душегуба ловить, я тебя азам работы должен учить, сынок? Забыл, что торопыга обувшись парится?