На Горго были длинные траурные одежды. По закону, скорбеть по умершим в Лакедемоне дозволялось десять дней. Горго в нарушение закона не снимала траур по Леониду вот уже четвертый месяц.
Еврибиад поинтересовался у Горго, как относятся эфоры к тому, что она бросает им вызов, продолжая носить темный траурный пеплос.
– Эфоры и рады бы наказать меня штрафом, но они знают, что это вызовет сильнейшее возмущение среди лакедемонян, – промолвила царица.
В мужском мегароне, где Горго вела беседу с Еврибиадом, все было так, как в день прощания с Леонидом. Эта обстановка была хорошо знакома Еврибиаду. Все вещи Леонида лежали на своих привычных местах, его оружие висело на одной из стен. Повседневная одежда Леонида была развешана на тонких рейках между двумя высокими стойками из ясеня, словно хозяин этого дома куда-то вышел и вскоре должен был вернуться.
Аристодем сразу удалился в поварню, где его ожидал сытный ужин, поэтому в разговоре между Горго и Еврибиадом он не участвовал. Тактичный Аристодем и не стремился к этому, понимая, что не все сказанное в этой беседе будет понятно и приятно для его слуха.
Первым делом Еврибиад завел речь о Плистархе, сыне Леонида. Ему стало известно, что эфоры объявили семилетнего Плистарха царем на троне Агиадов. Опекуном Плистарха до его совершеннолетия был назначен Клеомброт, брат Леонида.
– Поначалу старейшины ратовали за то, чтобы сделать царем Клеомброта, который умеет командовать войском, – молвила Горго, посвящая своего собеседника во все подробности государственных интриг. – Однако Клеомброт сам отказался от этой чести, предложив в цари Плистарха. Клеомброт заявил в совете старейшин, что так будет справедливо и честно по отношению к памяти Леонида, отдавшего свою жизнь за Элладу. Старейшины вынесли постановление в пользу Плистарха. Эфоры утвердили его своим решением, хотя тоже не без споров.
От Горго Еврибиад узнал, что эфоры собираются послать кого-нибудь из спартанцев к Фермопилам, дабы предать достойному погребению прах царя Леонида. Заодно под давлением Горго эфоры решили приступить к поискам изменника-грека, проведшего персов в тыл эллинского войска у Фермопил.
– Я отправлюсь к Фермопилам, – сказал Еврибиад. – Я прослежу, чтобы прах Леонида был погребен со всеми почестями. Также я попрошу Симонида Кеосского, который ныне живет в Коринфе, чтобы он сочинил звучную эпитафию на надгробие Леонида. Симонид ведь был дружен с Леонидом. И уж, конечно, я сделаю все, чтобы напасть на след предателя, продавшегося Ксерксу. Клянусь Зевсом, этого мерзавца я убью своей рукой, коль доберусь до него!