– Нет, но по-латышски знаю.
Я бросаю телефон в воду, и Дария произносит молитву, которая больше похожа на песню. Я не имею ни малейшего представления, о чем в ней говорится, но она звучит красиво, как мелодия, доносящаяся издалека. Я плачу, и Дария тоже. Мы стоим там еще немного, ветер треплет наши волосы. Телефон с плеском уходит под воду, оставляя после себя круги – поначалу заметные, но вскоре и они исчезают.
«Я люблю тебя, мама. Мне больно, но я всегда буду тебя любить».
Мы садимся на велосипеды и едем в кафе. Там мы заказываем колу, и я вспоминаю, как Оливер впечатлил меня, сделав заказ по-французски в том блинном ресторанчике в Нью-Йорке. Мне бы хотелось провести с ним больше времени, но, наверное, так лучше. Папа часто говорит слово «мариноваться». Надо, чтобы наши отношения получше промариновались.
Мы возвращаем велосипеды, Дария помогает мне собраться и провожает на поезд. Мы договариваемся встретиться в Нью-Йорке. Она целует меня в обе щеки – всего три раза – но это не кажется неприятным.
Всю дорогу я сплю.
Джулиан встречает меня на платформе, и мы идем в булочную без вывески. В переулке, рядом с gellateria[11]. Мы садимся на пыльный бордюр, и я рассказываю, как съездила: об Оливере и его отце, о мальчике-скейтере, о латышской молитве и о Дарии с ее загадочной красотой.
– Судя по всему, поездка удалась, – подводит итог он.
– Понимаешь, есть одна проблема: думаю, я люблю Оливера, но понимаю, что слишком мала для этого.
– Милая! Если у тебя есть сердце, значит ты можешь влюбиться.
– Может быть, но я думаю, не стоит торопиться.
– Маленькими шажочками, – советует он, выскребая ложечкой остатки йогурта из своей чашки.
– Кстати, думаю, я наконец отпускаю ее. В смысле маму.
– Что ты имеешь в виду?
Мимо нас проходит пожилой человек с пакетом булочек из пекарни. Он широко улыбается мне.
– Я бросила ее телефон в Сену. С моста, который она так любила.
Он странно смотрит на меня.
– Я оставлю вещи, которые дал мне Ричард, и со временем прочитаю ее книгу, но мне хочется избавиться от этого груза, понимаешь?
– Хорошо сказано, я тебя понимаю.
– Хреново, что ей пришлось умереть. Что она врала отцу, что она больше никогда не посмотрит на меня так, будто я единственный человек на свете. Но сейчас я просто хочу жить. Я хочу фотографировать, проводить время с Оливером, путешествовать, учить Тайла хорошему и помогать отцу в его творчестве, потому что он счастлив, когда занимается своими фильмами.
Мы встаем и отряхиваем штаны.
– Кстати, я хочу чтобы ты знала: я горжусь тобой. И Ричард тоже.