– Не части, подруга, давай с переводом…
– …В общем, говорит, «дорогая моя, на вас одна надежда», ведь однажды ей в этом самом кафе так сказочно повезло! И тут она чуть было не потащила нас к себе «а ми каса», где ее «маридо», между прочим «известный архитектор», будет счастлив нас видеть. Узнав, что у нас в четыре часа поезд на Мадрид с вокзала Сантс, Катя закатила глаза и воскликнула: «Карамба!» По темпераменту она вполне тянула на испанку.
– Да и ты за три недели в испанском понаторела. А что до Кати, так, может, у нее гениальный текст, который ни переписывать, ни редактировать не надо. Может, она там, на родине Сервантеса, прониклась, так сказать, флюидами…
– Ты все еще ждешь чуда? Его не будет. Вот она, ее нетленка, висит передо мной на мониторе. И сейчас я ее читаю. Тебя ждут великие дела. Кстати, Катя через пять дней прилетает.
Каталина Хуановна Гарсия оказалась очаровательной дамой модельной, в прошлом, внешности. Стандарта конца восьмидесятых. Когда при хорошем росте еще не считалось слишком зазорным иметь нормальную грудь. Хотя не исключено, что нынешнее происхождение груди третьего размера было следствием последних достижений пластической хирургии. Как, впрочем, и большой чувственный рот.
– Рот – это очень важно для женщины! – самоуверенно провозгласила Катя, плеснув по плечам ухоженными, отливающими красной медью волосами.
Мы с Наташкой скромно потупили глаза. Длительное отсутствие родной языковой среды придавало Катиной речи элемент некоторой раскованности.
Кстати, о глазах. Глаза на Катином лице существовали как бы отдельно. И несомненно, глаза эти принадлежали блондинке. Тут ошибиться было невозможно.
Мы встретились в «Бродячей собаке». Место Катя выбрала сама: встав на писательскую стезю, она уже ощущала себя частью русской литературной богемы, тусовавшейся в этих стенах без малого сто лет назад.
Судя по тому, с какой предприимчивостью Катя действовала, желание издаваться овладело ею не на шутку. И я совершенно зря боялась травмировать ее незакаленную литературными штудиями душу неофитки сообщением о том, что в существующем виде сей текст издательство вряд ли примет, причем не только наше, любое. Это была чистая правда. Но моя склонная к рефлексии натура покоя себе не находила: а вдруг Катя решит, что я на ней просто решила заработать, ведь сама-то она совершенно уверена в жизнеспособности своего текста. Так, кстати, и ее «две с четвертью» барселонские русскоговорящие приятельницы считают, дуры чертовы…
Однако при полной смысловой, лексической и стилистической абсурдности в Катином тексте присутствовало одно чрезвычайно важное и востребованное издателями массовой литературы качество – глянцевость. А при наличии глянцевости соображениями качества можно себя, в общем-то, и не обременять.