– Картину видений заполнишь потом, – махнула доктор, подавая полотенце. – Но успели вы очень вовремя, родная моя, очень. Судя по косвенным признакам, вот-вот должна была начаться витрификация.
Я представила себе, как стеклянные нити, возникшие из пустоты, пронзают зал. Несколько десятков людей сразу повисают на полупрозрачных вертелах. Некоторые нити ломаются, некоторые – нет. В любом случае, их становится все больше.
– А иди-ка ты в душ, Соня, – сказала Мовчан.
– Душ?
– Душ, душ. Это вагончик кого-то из приглашенных звезд, – без улыбки пояснила она. – Все удобства.
Я осмотрелась, заметила зеркало с подсветкой, какие-то костюмы, среди которых пятном выделялся мой собственный: на тремпеле, в прозрачном целлофане. Среди блесток и металлических заклепок он смотрелся как труп.
Пропитанные потом волосы больно кололи шею, плечи. Полотенце тоже оказалось колючим.
– Вон двери, – подсказала доктор и уселась на диван. В ее руках материализовался лэптоп. – Зови, если что.
Шок миновал. За дверцей в душевую осталась Мовчан со своим сокровищем: у нее наверняка уже есть все данные наблюдения. Я сидела под душем, пытаясь разогнать облако перед глазами: то ли пар, то ли усталость. Шипела вода, из памяти всплывало неприятное сравнение с дождем из пота – там, в микрокосме Ангела.
«Удалось?» – спрашивала я себя.
Ангел исчез, не успев прорости. Люди выжили, ничего не поняв. Теория вошла в практику, как рука в перчатку. И все же, я ощущала досаду. Первое: я ничего не поняла из объединения микрокосмов. Какие-то отрывочные видения, обломки ощущений – они были пусты, словно прошли тысячи километров. И я до сих пор не знала, что ощутил Куарэ. Я не хотела, чтобы ему досталось что-то большее, чем мне.
Второе: Ангел погиб до того, как я его уничтожила. И снова Куарэ.
Я закрыла кран и начала вытираться. Вопросы были сильнее боли.
* * *
Анатоль сидел в гримерном кресле и вертел в руках электрогитару. Заметив в зеркале движение, он вздрогнул и поднял голову:
– Витглиц?
Я подошла ближе. Куарэ поставил гитару к столику и встал. От него пахло чем-то сладко-мягким: он тоже принял душ, и у него не оказалось мужского мыла.
– Дичь какая-то да? – одной рукой он потер шею, а другой обвел рукой комнату.
Его движение будто бы подчеркивало аляповатость интерьера. Куарэ безошибочно попадал по стыкам, по эклектике передвижной гримерки: безликое, цветастое, пустое, по сути, помещение. «Да еще и на колесах вдобавок», – подумала я и сама удивилась: «Почему «вдобавок»?»
– Я и к лицею не привык, а теперь это вот, – пожаловался Куарэ и спохватился: – Э-э, может, присядем? Вы как?