Не по-человечески.
Ветви сошлись в ствол, и я увидела ее.
Из кресла мне навстречу выбиралась девочка-подросток: нескладная, лобастая, в очках. Футболка с вязью какой-то рок-группы, чистые выглаженные брюки и пляжные тапки на босу ногу. Ее окружали экраны, книги, во все стороны тянулись выправленные ветви, звенящие от знаний, напряженные. Я осматривала комнатку и видела их всех сразу. Кадета и офицера, шлюху и магистра физики.
Я видела подростка – и женщину в песочной двойке, которая чуть не столкнула меня с лестницы.
– Привет, – сказала Джоан. – Будем знакомы. Я – гений.
– Гений?
– Ага. Куда интереснее, правда, кто такая ты.
Дождь барабанил по металлу, вымазывая все внизу фиолетовой рябью. Я сидела, свесив ноги с края крыши, мне было холодно. В парке приземлялись новые VTOL’ы – их грохот вносил оранжевые ноты, целые столбы яркого оранжевого пламени, и мялись кусты, ломались молодые деревца. Красные команды, серый перестук тяжелых сапог.
И только мертвые тела не светились. Не звучали. Не дышали. Их – еще живых людей – поставили так: короткими линиями, и они так упали, с колен прямо в грязь – не дыша, не крича, не звуча.
Просто короткие ряды – «не», «не», «не».
Кровь ушла в грязь и брусчатку – кровь из аккуратных отверстий в затылках.
– Почему? – переспросила Джоан. – Все упирается в переусложнение процедуры. А в конечном счете – в деньги.
– В деньги?
– В деньги. Ты даже не понимаешь, что это, Витглиц. Все детство в больнице, а потом – виртуальные магазины, «Лавка» эта ваша коммунистическая… Ты знаешь, что твой лицевой счет не имел лимитов?
Я не понимала ничего. Я видела тела тех, кто вчера – или позавчера все-таки? – входили в учительскую, смеялись, общались, а потом шли в класс. Я видела живых – а потом мертвых.
И никаких денег.
– До Лиссабона все шло не слишком экономно, – сказала Джоан. – Уволить даже одного человека из такого проекта, как «образование нового поколения» – это сумасшедшие деньги. Одна пуля и несколько часов эффективной работы боевика куда дешевле, чем цифровое прикрытие, смена гражданства, новое место работы, новый соцпакет… Новое – значит, дорогое, а пуля стара и продается оптом.
Я оглянулась. Она стояла, опершись на вентиляционную трубу, и ее футболка мокла, брюки тоже мокли, но лицо оставалось сухим.
– Ликвидировать структурное подразделение в прямом смысле, – тяжело усмехнулась Малкольм. – Это, кажется, называется ирония.
– Почему?
– Почему «ирония»?.. А, поняла. Лицеи больше не нужны.
– Почему?
– Господи, ты как ребенок, Витглиц! «Почему» да «почему». Я не знаю. В «Соул» нашли способ обнаруживать Ангелов иначе.