– Они сегодня обе приходили к доктору Мовчан, – вдруг сказала Мэри. – Инсомния.
Вот как. Снотворное, получается – не Ангел, не вина, не прочие странности. Просто снотворное и невыученные уроки, и «F» завтра на первых двух занятиях, потому что обе девушки не из импровизаторов.
– Причины бессонницы есть в реестре?
– Не указаны.
– Время обращения?
– Сегодня, час назад.
Возможно, Мовчан было не до того, но инсомния у двух учениц из одной комнаты – это странно. Еще более странно то, что обе ученицы решили лечь спать около десяти вечера. Я осмотрелась.
Коридор, наполненный пустотой. Обманчиво тонкие двери не пропускают ни звука, нужные половицы готовы скрипнуть, реши кто-то затаиться в густой тени, а СБ лицея всегда уверена, что ни один любитель техники не поставит устройство слежения. Все просто.
Все как всегда просто, подумала я, глядя на успокаивающий огонек дымоуловителя под потолком. Дымоуловители всегда и везде в лицее стояли парами, розетки были куда крупнее, чем нужно, а за стеновыми панелями прятались не только пыль и жвачки.
Все так, но кто-то умудрился надкусить Кэт. И этого кого-то видели девочки из 1408.
– Ты уверена? – нервно спросила Мэри.
– Да.
Дым.
Без симеотонина это стоило бы мне умопомрачительной боли сразу после того, как я пройду сквозь дверь. Отдача будет, она всегда бывает, но иногда это очень сладко: знать, что у тебя рассрочка, что ты можешь чуточку больше, а выплата по кредиту – это где-то там, за дымкой пятидесяти с лишним часов.
Когда я снова смогла видеть глазами, звуконепроницаемый дверной пакет уже оказался позади, а две кровати – передо мной. Комната, простая комната девушек: в меру постеров на стенах, расписание, мягкие игрушки над кроватями.
«Новая мода».
В комнате совершенно не было книг, но это ничего не значило, потому что стояли помаргивающие ноутбуки на столах, а под подушками мерцали планшеты. Может, там хранились лишь цифровые фото парней и музыка. Может. А может, там были сотни мегабайтов книг.
Казухе Аои из 2-D курьер привозил новые издания чуть ли не каждую неделю, а о том, что молчаливый Том из того же класса что-то читает сверх программы, узнали только на квалификационном экзамене. В его эссе были отсылки к Фуко, Д’Эжени и Гадамеру.
«Много думаешь», – сказал я себе, склоняясь над Стефани.
Девушка спала на боку, и маленькая ушная раковина, – такая розовая при свете дня и такая серая сейчас – стала уродливым колодцем, потом – пропастью, потом – Стефани не стало.
Я всегда попадаю в чужую личность через рождение.
Это отвратительно. Унизительно. Это свет и горячая влага. Это сознание, которое скомкано, в недрах которого еще бьется материнский крик, этот крик тянется, тянется, будто пуповина, чужое липкое сознание не хочет отпускать…