– Малуша-Малуша! – позвала Стеф. – А-ца-ца!
– Нет ее, улетела. Вон, муж какой недовольный сидит.
Девочка присмотрелась: в дальнем конце чердака около гнезда хохлился Воццек, пряча клюв в густых перьях. Оранжевый свет затекал в слуховое окно, обливая канюка бронзой. Стефани и Карла он знал, и даже позволял издалека смотреть на выводок. «Слишком он умный, – шептал парень, – И неправильный. Одно слово – Хроноблема». Ничто не мешало солнцу проникать в окно: здания в западном направлении сходили на нет, спускались на этаж-два-три ниже, а потом и вовсе рассыпались прахом у края земель, принадлежащих Точке Ноль.
– Падай, – буркнул Карл.
Они уселись на «своем» матраце с расплывшимся инвентарным номером. Стеф поерзала, чтобы видеть Воццека. Карл рассматривал окурок.
– Дорогая. Могла бы продать.
– Могла.
– А что не продала?
– Еще найду.
– А, ну да. А желудок ты свой уже сегодня кушать начнешь.
Стеф приложила к лицу ладонь и помотала головой:
– Карл, ну почему ты скотина?
– Потому что выродили такого, – улыбнулся он и поджег сигарету. – Спасибо, Стеф.
Карл был умный, помешанный на учебе и пухлый. Его часто били на улице, надеясь узнать, где он берет столько талонов на еду. Его крикам о неправильном обмене веществ не верили – били до кровавых соплей. Однажды Карл пропустил полгода после побоев, но очень быстро догнал программу. С тех пор его часто «крыло»: в запале своих странных приступов он забирался на парту и начинал речи.
«Я живу на кладбище, – любил повторять он. – Мы все живем на кладбище». После этих слов обычно шли цитаты из Шпенглера и Бодрийяра. Однажды в класс зашел Ежелевский. «Эх, был бы Карлов университет еще…» – вздохнул пан директор, не стесняясь учеников, и вышел. Замечания за лазанье по парте Карл так и не получил.
– Карл?
– Умгу.
– Ты сказал, что согласятся почти все. Ты… Не согласишься?
– Не-а.
– Почему?
– Мне впадлу, Стеф.
Воццек повернул голову в окно и хрипло закричал. Город не ответил ему.
– Думаешь, это какой-то заговор?
– Да плевать мне. Не хочу я обследоваться – и все.
В городе взвыл сигнал панцер-мобиля, чуть тише взвыла турбина. Канюк настороженно всмотрелся в небо и снова спрятал голову под крыло. Его дети попискивали и возились, над гнездом порхала невесомая пыль.
– Раньше здесь было шумно, Стеф, – сказал Карл, и девочка с испугом всмотрелась в его лицо: «нет, не приступ».
Карл замолчал, роняя клубки дыма из носа. Он смотрел перед собой, курил, и брови подрагивали под его тяжелым лбом. Город излучал горячую тишину, и Стеф вспомнила, как папа не любил, когда кто-то заговаривал при нем о прошлом. О времени «до».